– Ну вот, три перекрестья, – сказала я. – Теперь попробуй ты.
Стоило мне убрать руки от веревки, она сложилась в знакомую пирамиду, а концы аккуратно сплавились в неразрываемый узел. Сара шумно выдохнула.
– Шикарно, – резюмировала я. – Оказывается, для заклинаний годится даже простецкая веревка.
– Ты говоришь совсем как твой отец. – Сара потрогала узел. – И что, такие узлы скрыты в любом заклинании?
– Один обязательно. Сложные заклинания могут иметь два или три узла. Все узлы завязываются нитями, которые ты вчера видела в гостиной. Они связывают мой мир, – добавила я и улыбнулась. – Мне кажется, грамарий – это своеобразное маскировочное заклинание. Он скрывает внутреннее действие магии.
– А когда ты произносишь слова, тайное становится явным, – задумчиво произнесла Сара. – Давай-ка попробуем твое.
Раньше, чем я успела ее предостеречь, Сара прочла слова моего заклинания вслух. Бумага в ее руках вспыхнула и загорелась. Тетка швырнула пылающий лист на стол, где я затушила огонь струей ведьминой воды.
– Я думала, это простое заклинание для зажигания свечей. Так и дом спалить недолго! – воскликнула Сара, глядя на мокрые комья пепла.
– Извини, не успела тебя предупредить. Заклинание совсем еще свеженькое и дикое. Постепенно оно обуздается. Грамарий не может бесконечно поддерживать силу заклинания. Со временем его магия ослабевает. Потому заклинания и перестают действовать, – объяснила я.
– Ты серьезно? Тогда ты сможешь определить и относительный возраст заклинаний.
У Сары вспыхнули глаза. Она горячо верила в традиции, и чем древнее было заклинание, тем больше тетка его ценила.
– Возможно, – ответила я, сомневаясь в успехе затеи. – Но есть и другие причины, почему заклинания теряют силу. Прежде всего, способности прядильщиков неодинаковы. А если ведьмы, переписывая заклинание, пропустили или изменили какие-то слова, это тоже ослабляет магию заклинаний.
Но Сара уже листала свой гримуар.
– Взгляни-ка на это, – сказала она, подзывая меня. – Я всегда подозревала, что оно самое старое в гримуаре Бишопов.
– «Необычайно сильное заклинание, привлекающее свежий воздух в любое помещение», – прочла я вслух. – Узнано от старой Мод Бишоп и проверено мной, Чарити Бишоп, в год тысяча семьсот пятый».
На полях потомки Чарити оставили свои пометки, включая и мою бабушку, которая затем усовершенствовала заклинание. Были там и едкие слова, написанные рукой Сары: «Совершенно бесполезное».
– Что скажешь? – спросила Сара.
– Здесь незачем определять возраст. Оно датировано тысяча семьсот пятым.
– Но наша родословная началась гораздо раньше. Эм так и не удалось установить, кем же была Мод Бишоп. Возможно, английской родственницей Бриджит.
Говоря о незаконченном генеалогическом исследовании, Сара впервые упомянула имя Эм без печального вздоха. Я убедилась в правоте слов Вивьен. Мы с Сарой нуждались в обществе друг друга, и не где-нибудь, а в ее кладовой, занимаясь общим делом.
– Может, и родственница, – сказала я, стараясь не давать тетке пустых надежд.
– Читай заклинание не глазами, а пальцами, как читала этикетки на банках, – сказала Сара, пододвигая мне конторку.
Я слегка провела пальцами над заклинанием. Кожу закололо. Пальцы узнавали составные части заклинания. Вокруг безымянного пальца ощущалось движение воздуха, под ногтем среднего словно журчала вода, а к мизинцу цеплялась гроздь запахов.
– Иссоп, майоран и много соли, – сказала я, продолжая раздумывать.
Все из того, что встретишь в доме и огороде любой ведьмы.
– Тогда почему заклинание не действует? – Сара смотрела на мою поднятую руку, словно та была оракулом.
– Ничего определенного сказать не могу, – призналась я. – Знаю только, что могла бы повторить его хоть тысячу раз и не получить никакого результата.
Пусть Сара и ее подруги по шабашу сами докапываются, почему заклинание Мод Бишоп не действует. Или покупают баллончики с освежителем воздуха.
– Может, у тебя получится скрепить слова заклинания, или соткать заплатку, или… что там еще делают ведьмы вроде тебя.
«Ведьмы вроде тебя». Сара вовсе не ждала от меня подобных манипуляций, но после ее слов мне стало одиноко. Легкость общения сменилась дискомфортом. Я смотрела на страницу гримуара и думала о прядильщиках. Они не умели творить магию по приказу. Не потому ли их ненавидели и преследовали?
– Моя магия действует не так.
Я сложила руки на открытой странице и плотно сжала губы, отступив, словно краб, внутрь защитного панциря.
– Ты говорила, что у тебя все начинается с вопроса. Так спроси заклинание, почему оно не действует, – предложила Сара.
Лучше бы мне вообще не видеть «освежающего» заклинания Мод Бишоп. А еще лучше, если бы оно не попалось Саре на глаза.
– Что ты делаешь? – ужаснулась Сара, указывая на гримуар.
Под моими руками аккуратные завитушки почерка Чарити Бишоп превращались в чернильные капли, пачкая белый лист. За считаные секунды заклинание Мод исчезло. Вместо него на странице появился плотный сине-желтый узел. Я как зачарованная смотрела на него и вдруг почувствовала сильное желание…
– Не трогай! – закричала Сара.
Теткин крик разбудил Корру. Я отскочила от гримуара. Сара прижала узел тяжелой каменной банкой.
Мы обе пялились на НМО – неизвестный магический объект.
– И что нам теперь делать?
Заклинания всегда казались мне живыми существами, которым надо дышать. Им явно не нравилось столь жестокое обращение.
– Едва ли мы теперь что-то можем сделать.
Сара взяла мою левую руку и перевернула кисть. Большой палец был запачкан чернилами.
– Чернила перешли на палец, – сказала я.
– Это не чернила, – покачала головой Сара. – Это цвет смерти. Ты убила заклинание.
– Что значит «убила»? – Я выдернула руку и спрятала за спиной, как ребенок, пойманный за опустошением банки с печеньем.
– Не паникуй, – сказала Сара. – Ребекка научилась это контролировать. Ты тоже научишься.
– Значит, мама… – Я вспомнила, как вчера Сара и Вивьен долго смотрели друг на друга. – И ты знала, что такое может произойти.
– Не раньше, чем увидела твою левую руку. На ней собраны все цвета высшей магии. Это цвета экзорцизма и предсказаний. А твоя правая рука содержит цвета ведьминого ремесла… И цвета черной магии тоже.
– Хорошо, что я правша.
Попытка обратить случившееся в шутку не удалась. Меня выдавал дрожащий голос.
– Ты не правша. Ты одинаково владеешь обеими руками. А правшой привыкла себя считать лишь потому, что одна жуткая училка в первом классе объявила левшей дьявольским отродьем.
