Лошадь на эмблеме «Ferrari» усиливала сходство полубога с кентавром. Красивые девушки в купальниках гадали, сколько же в нем лошадиных сил, и синхронно падали в обморок, по мере того как он пробегал мимо них. Солнце играло на его мускулах, брызги летели из-под его копыт тире ног. Я сам с тревогой ощутил, как у меня начала меняться ориентация.
Несмотря на красные трусы, мускулатуру, копыта и даже двадцатый айфон (а может, как раз благодаря им), мужик выглядел очень фриковато. И, прежде всего, из-за того, как он бежал. А бежал он строго по прямой, игнорируя все препятствия, не замечая никого вокруг, не поворачивая головы, как-то высоко поднимая колени и с какой-то нешуточной для человека скоростью. Детвора у берега врассыпную разлеталась из-под его ног, как голуби перед «Гелендвагеном». Итальянец представлял популярный типаж I’m sexy and I know it. Моя ориентация вернулась на место. Меня даже начало слегка подташнивать.
Вселенная все видит. В чем я неоднократно убеждался. И этот раз не стал исключением. В какой-то момент океан вдохнул полной грудью, выдохнул чуть сильнее обычного – и очередная волна внезапно вынесла на берег тюленью тушу Кусто. Прямо под ноги полубогу.
Полубог на своей крейсерской скорости рухнул через Кусто, как мешок с картошкой. Возможно даже, где-то неподалеку в маленьком итальянском городке случилось землетрясение.
Какое-то мгновение они так и лежали рядом на песке – итальянец в красных трусах и русский в дедушкиных семейниках. А детвора, эти маленькие крабики, уже растаскивали в стороны их нехитрый скарб – резиновую маску и двадцатый айфон.
18. День сурка в «Твин Пиксе»
И все же, несмотря на различия в ДНК почвы, из которой произрастают люди, между материками и даже полюсами есть нечто общее: черти везде одинаковы.
Самый опасный из ядов, который быстрее всего впитывается в кровь, – власть. Если надеть на мышь фуражку, в зеркале она увидит царя зверей.
Встречи с рядовыми вампирами, укушенными властью, особенно неприятны. Чем ниже у них должность, тем шире наполеоновская треуголка.
И вот тут пьер-ришаровость может выступить неожиданным противоядием.
Помимо кентавра, Италия удивила меня еще одним персонажем, внешне на него непохожим, но похожим внутренне: оба с одного куста волчьей ягоды.
Мы с женой путешествовали на электричке из Сиены в Рим, мирно сидя рядышком и любуясь проплывающей за окнами Тосканой. Я приметил его еще издали – контролера в аляповатой игрушечной форме. Он громко выговаривал что-то по-итальянски одному из пассажиров, гневно указывая ему ручкой на выход. При этом пассажир вовсе не сопротивлялся, поэтому причин так убиваться вроде бы не было. Все то время, пока контролер повизгивал у него над ухом, бедолага кантовал огромный черный футляр, пытаясь вытащить его с соседнего сиденья. Как человек, не особо глубоко сведущий в музыке, допущу, что это был контрабас.
Разобравшись с музыкантом, контролер пошел дальше между рядами и вскоре добрался до нас. Я успел про себя пошутить, что с таким придурком лучше иметь в кармане два билета на всякий случай – один запасной. И накаркал. С нашими билетами обнаружилась проблема. Я не проштамповал их в какой-то шайтан-машине на вокзале, и формально они были недействительны. Контролер объяснил мне все это на сносном английском и зачем-то предложил пройти с ним в тамбур. Я на секунду напрягся, предположив, что он собирается выкинуть меня на ходу из поезда за мое преступление против человечности и итальянского РЖД. Но все равно послушно поплелся за ним. У нас в стране это в крови у любого интеллигента – животный страх перед мундиром. Даже игрушечным.
Мы с контролером вышли в тамбур. Там уже стоял мой товарищ по несчастью со своим контрабасом. Он ждал следующей станции, чтобы сойти. Чинуша зачем-то еще раз демонстративно указал ему на двери. Видимо, это был контрольный выстрел. Затем контролер начал что-то занудно мне втирать. Он постоянно повторял look, look с жутковатым акцентом. В какой-то момент мне даже захотелось его осадить: уважаемый, не лук, лук, а Батлук. Внезапно меня осенило, что именно все это время бубнил итальянец: он намекал на взятку. Мол, официальный штраф столько-то, но если ему здесь лично в руки, то вполовину меньше. Я даже опешил. Я инстинктивно оглядел контролера в поисках полосатой гаишной палочки. Мы с ним стояли напротив друг друга, лицом к лицу. За его спиной у дверей печально покачивался контрабасист.
Между тем электричка мягко вкатилась на станцию. Контролер продолжал громоздить намеки, страшно пуча глаза. Но я уже отвлекся и почти не слушал, потому что за его спиной происходило что-то интересное. Поезд остановился, двери открылись. Музыкант попытался выйти, но замешкался со своим футляром и попал под встречный пассажиропоток. Это было странно, но факт: толчея в электричках одинакова что в Тоскане, что в Лианозово. Забежавшие в вагон люди пригвоздили оркестранта к стене его же собственным контрабасом. Из-за инструмента остались торчать только ручки да ножки контрабасиста. Он стал похож на неуклюжего майского жука, придавленного веткой. В итоге музыкант так и не смог выйти. Двери закрылись, сохранив в тамбуре статус- кво. Контролер, стоявший к входным дверям спиной, ничего не видел. Меня начало перекашивать от смеха. Поезд тронулся.
Ладно, сказал мне контролер. Подожди здесь, я пойду проверю новых пассажиров, вернусь, и мы продолжим. Я не сводил с него глаз. Игрушечный мундир развернулся и решительно двинулся в вагон. Сделав несколько шагов, он застыл как вкопанный. Видимо, перефирическое зрение не сразу доставило в его маленький динозаврий мозг картинку из тамбура. Контролер снова поменял направление и метнулся к дверям. Музыкант втянул в себя лапки по максимуму и пытался спрятаться за футляром. Чинуша подпрыгнул на месте и начал орать на него. Билетер настолько интенсивно размахивал руками, что у него начали отрываться пальцы. Так мне показалось.
Почти весь перегон до следущей остановки контролер проорал на жука с контрабасом. За несколько минут до прибытия он вдруг вспомнил про меня. Власть предержащий продолжил плести вокруг меня сети международного заговора. Я все понял еще две станции назад, но, по всей видимости, для чинуши это было искусством ради искусства. Прелюдия к взятке значила для него больше самой взятки. При этом он немилосердно нарушал дистанцию, почти касаясь моего лица своими длинными немытыми волосами. Возможно, расчесывая утром колтуны садовыми граблями, контролер даже мурлыкнул себе под нос, какой же он красавец.
Электричка снова остановилась у перрона. Естественно, я моментально уставился на контрабасиста, глядя мимо контролера, который продолжал стоять к дверям спиной и опять все пропускал. Музыкант искренне хотел выйти. Для этого он даже сделал несколько шагов назад от входных дверей, чтобы разбежаться. Но это ему не помогло. Народу на новой станции оказалось вдвое больше, чем на предыдущей. Маэстро отважно врезался в толпу с футляром наперевес, и толпа мгновенно поглотила его. В какой-то момент он и контрабас болтались в противоположных концах тамбура. Когда эти двое, наконец, воссоединились, двери уже снова захлопнулись. До Рима, между тем, оставалось совсем немного. Я подумал, что этак контрабасист и проскочит.
