Пока мы фотографировались, мне даже показалось, что громадный саблезубый Винни сострадательно погладил меня своей огромной лапой по спине.
«Коктейли здесь очень хорошие, приятель, – сказал Винни Джонс мне на прощание, – но и закуской пренебрегать не стоит».
22. Актерская профессия
Актеры – прирожденные пьер-ришары. Ведь метафизическая неуклюжесть – это первооснова актерской профессии.
В 60-х – 70-х годах прошлого века в Малом театре служил замечательный русский актер Никита Владимирович Подгорный-Лебедянский из «Два билета на дневной сеанс» и Веригин из «Осеннего марафона».
Однажды Никита Владимирович крепко выпил. Как попал домой, он помнил смутно, штрихпунктиром. Проснулся актер в своей квартире, в собственной постели. Рядом стояла жена. У нее в руках был телефонный аппарат, который она принесла Подгорному на длинном шнуре из коридора в кровать. Жена протянула актеру трубку: «Тебя». И ушла на кухню. Даже со спины было заметно, насколько она злится.
Никита Владимирович осторожно поднес трубку к уху.
«Привет, – раздался оттуда как будто знакомый голос, – это Миша».
«Какой Миша?» – робко поинтересовался Подгорный.
«Какой, какой, трезвый, в отличие от тебя. Ульянов».
«О, Миша, привет», – обрадовался Никита Владимирович.
Они с Михаилом Ульяновым приятельствовали.
«Ну, ты дал вчера», – сказал Ульянов.
«Ну…» – протянул Подгорный нейтрально, чтобы случайно не взять на себя лишнего.
Видимо, интонация получилась больше вопросительной, чем утвердительной, потому что Ульянов спросил:
«Помнишь хоть что-то?»
«Да-а-а…» – ответил Никита Владимирович, посередине расплескав уверенность.
«Что помнишь?» – не отступал Ульянов.
«Миша, прости, очень смутно, – сдался Подгорный. – Ну, помню, как недалеко от театра поймал такси. Таксист привез меня в какую-то тмутаракань. То ли адреса не расслышал, то ли я его и не называл… Я выгрузился, познакомился с какой-то бабой (тут Подгорный перешел на шепот, чтобы не услышала из кухни жена). Она говорит – пошли ко мне. Я говорю: а пошли. В итоге проснулся я все равно дома. Чудеса…»
«А теперь слушай сюда, – сказал Подгорному Ульянов. – Ты, идиотина, не такси поймал – это я мимо на своей «Волге» проезжал. Увидел, как ты качаешься на ветру, и подобрал тебя. Ты меня, естественно, не узнал. Адреса ты, конечно, не называл: сложно разговаривать, когда спишь. Я знаю, где ты живешь, отвез тебя. Ты еще напоследок мне вместо денег контрамарки в свой сраный театр совал…»
«А что за баба?» – с последней надеждой на мужественно-романтический финал истории робко поинтересовался Подгорный.
«Что за баба, что за баба, – возмутился Ульянов, – жена твоя – вот что за баба. Она уже час у вашего подъезда стояла, ждала тебя с банкета. Ты у нее прикурить попросил, а она ответила, что спички дома, чтобы тебя заманить. Радуется, небось, сейчас, от счастья светится, что ты не узнал ее, да?»
Жена Никиты Владимировича громыхала чем-то на кухне, похоже, сковородкой. Подгорный повесил трубку и забрался с головой под подушку.
Не столько для сна, сколько для самообороны.
23. МГУ
Пьер-ришары и так не слишком устойчивы в жизни, поэтому пьянство – не их конек. А уж если их конек, то горбунок – неказистый и странный.
В девяностые годы пьянство в моем родном Измайлово носило эпический размах. Над районом, от Измайловского парка до Щелковского шоссе, висело марево пьяного угара. Даже коты ходили спотыкаясь.
Как-то под вечер я возвращался из университета после занятий домой. На подходе к родным пенатам неподалеку от своей школы, где я когда-то учился, мне на пути встретился Казак. Не наш современный казак из ТЮЗа с нарисованной лошадью и такой же нарисованной родословной, а Казак с большой буквы, наш местный хулиган, известный всему миру именно под этой кличкой.
Казак шел мне навстречу скорее не казачьей, а матросской походкой, заметно покачиваясь. В одной руке он держал полную рюмку водки, в другой – тарелку пельменей. От пельменей поднимался пар. От Казака – тоже. Казак был сильно пьян.
«Выгнали, падлы», – вместо приветствия промычал Казак.
Я сразу понял, что его выгнали из нашей местной забегаловки, где он периодически зависал и порой устраивал профилактические дебоши. Свой заказ бережливый хулиган захватил с собой на улицу.
«Подержи», – сказал Казак и сунул мне тарелку и рюмку.
А сам шмыгнул в кусты по малой надобности, которую он, видимо, тоже прихватил с собой из забегаловки.
Я остался стоять посреди тротуара с тарелкой дымящихся пельменей в одной руке и полной рюмкой водки в другой.
Только бы не встретить никого из взрослых, промелькнуло в тот момент у меня в голове. Времени было часов пять пополудни, мои родители возвращались с работы не раньше семи. Вокруг ни души, только вдалеке маячили три фигуры. Я расслабился и со скуки начал разглядывать пельмени.
Три фигуры вдалеке приблизились, и я чуть не выронил тарелку с рюмкой из рук.
Это были завуч, классная руководительница и учительница биологии из моей школы. Очевидно, они расходились по домам после уроков.
«Батлук?» – воскликнула завуч, взглянув на пельмени.
«Ты ли это?» – добавила классная, уставившись на водку.
«А говорили, будто ты в МГУ поступил…» – резюмировала учительница биологии, сразу разглядевшая и пельмени, и водку.
И они пошли дальше, трагически покачивая головами и перешептываясь.
Странное у людей представление о МГУ.
Человек с тарелкой пельменей в одной руке и рюмкой водки в другой в масштабах МГУ – это самый невинный персонаж из тех, которые там обитали.
24. Шпиль в заднице
Первый раз я крупно напился после второй лекции. Я подчеркиваю, не сессии, а именно лекции: «И жить торопится, и чувствовать спешит», – писал про меня князь Вяземский, правда, имея в виду несколько другое.
В то время мы утоляли жажду знаний чем придется. И чаще не книжками. Напился я в гостях у мальчика из хорошей семьи. В гостях у мальчика из плохой семьи я бы держал ухо востро и не напился. А тут расслабился. Сначала мы пили что-то очень дорогое со вкусом елки. Потом что-то еще дороже со вкусом дуба. В итоге мы выпили маленький такой лес. До того дня я не был знаком с экзотическими напитками. И в какой-то момент, когда я открыл рот, чтобы что-то сказать, мозг через него вышел проветриться. И не вернулся.
За несколько последующих часов я совершил множество скромных безымянных подвигов. Мальчик из хорошей семьи жил возле Университета. И мне, кто бы сомневался, срочно понадобилось взглянуть на ночную Москву с верхних этажей главного здания МГУ, знаменитого «ГЗ». Возможно, я даже собирался покорить его шпиль. Да, тогда я ходил в мечтах по-большому, молодой, отважный, пылкий. Так вот, мне в таком невменяемом состоянии каким-то чудом удалось миновать штатный кордон милиции у входа в «ГЗ», причем, по-моему, вместо студенческого я показал им пустую ладонь, так как больше из кармана ничего извлечь не удалось. Далее, я тем же чудесным образом сумел выйти из «ГЗ» обратно, а это не у каждого трезвого с первого раза получалось.
