Через дворы вышли к дороге, двинулись по тротуару мимо плотного ряда припаркованных вдоль него автомобилей. Только добрались до пустующего места, чтобы перейти на другую сторону улицы, как подкатила еще одна машина, тормознула, загораживая путь.
Воронов резко прибавил шагу, а у машины распахнулась дверца, с места водителя торопливо выскочил мужчина, еще даже не успев до конца распрямиться, окликнул:
– Егор! – Видя, что тот не реагирует, повторил громче, почти крикнул: – Егор! Постой!
Воронов все-таки остановился, нехотя повернулся:
– Чего тебе?
И Олеся растерянно остановилась вслед за ним, не понимая, как будет правильнее: уйти или подождать? Наверное, подождать. Потому что сразу было ясно, что для Егора это не очень приятная встреча. А мужчина так и остался стоять возле приоткрытой дверцы, осуждающе поинтересовался:
– В конце-то концов, не надоело еще представления устраивать?
– Кто бы говорил, – хмыкнул Воронов.
Мужчина сдвинул брови, произнес устало, с упреком:
– Егор, ну что за детский сад? Может, все-таки поговорим по-нормальному? – Хлопнул ладонью по автомобильной крыше: – Садись.
Воронов отрицательно мотнул головой:
– Ты разве не видишь? Я не один, с девушкой. По-твоему, я должен ее тут бросить? – Опять мотнул головой. – Я так не делаю. – И сразу подошел к Олесе, ухватил ее за руку, потянул за собой: – Идем.
К краю тротуара, через дорогу.
– Егор!
Окрик не догнал, улетел в пространство. Олеся оглянулась и увидела, как мужчина досадливо поморщился, уселся в машину. Дверца хлопнула, а они метнулись в узкий проход между домами, оказались в очередном дворе. Только здесь Егор остановился и отпустил ее ладонь.
– Кто это был? – спросила Олеся.
Он ответил холодно и чуть презрительно:
– Неважно. Не бери в голову.
Отвернулся в сторону и замолчал, а Олеся больше не решалась спрашивать. Подождала немного, но ничего не изменилось: все те же неподвижность и молчание.
Она обычно тоже молчала, даже когда хотелось что-то рассказать. Почему? Наверное, боялась, что не поймут или поймут не так, исказят, превратят в нелепость, вместо сочувствия посмеются. Надежней хранить в себе, хотя иногда это очень тяжело.
– Я пойду, – произнесла Олеся, повернулась.
– Подожди! – Егор нагнал ее через пару шагов, опять ухватил за руку. – Не уходи. – Притянул к себе, прямо как было, спиной, обнял за плечи, уткнулся в макушку и в нее же сказал: – Побудь со мной немного, ладно?
Олеся чувствовала, как шевелятся его губы, и руки его чувствовала даже через одежду – крепкое кольцо вокруг собственных плеч. А больше, наверное, ничего. И ответить не могла на это его «ладно?» – ни возразить, ни согласиться, пусть даже кивком. Нет, кивком тем более.
Когда другой человек находился слишком близко, это тяготило, а уж прикосновения всегда вызывали желание отстраниться. Олеся понять не могла, почему всем так нравится обниматься при встрече или в качестве поддержки. Она даже родительских объятий избегала, ведь не маленькая уже. А сейчас…
Не объяснить толком. Но почему-то совсем не хотелось отстраняться и шевелиться не хотелось, чтобы не потерять, не изменить неожиданные ощущения. Ей было…
Пожалуй, тепло. А еще устойчиво или надежно. А может, уверенно. И в то же время трепетно, словно цветку в руке. Чуть сильнее сжал пальцы – и тонкий стебелек переломится. Но ты ведь не будешь сжимать, чтоб не сделать больно. И отстраняться не будешь, наверное, по той же причине. Пока не устанешь так стоять. Но кажется, что никогда не устанешь и что вообще время остановилось и все вокруг застыло.
Только Воронов вдруг шевельнулся. Наклонился к Олесиному уху, шепнул:
– Скажи: «Егор, я люблю тебя».
Мурашки. То ли от того, что дыхание защекотало ухо, то ли от слов. Пробежали по спине и по рукам, забрались внутрь. Олеся не представляла, что внутри тоже бывают мурашки. На сердце, в горле, на языке.
Мир ожил, и время сдвинулось. И невозможным стало дальше так стоять и молчать.
– Я не могу.
– Почему?
Егор спросил точно так же, как тогда на крыше, будто действительно не понимал. А ведь все предельно ясно. Нельзя рисковать бессмысленно. Нельзя легко бросать значимые фразы. И требовать их нельзя.
– Это неправда.
– Ну и что? – Он убрал руки, отстранился. – Я и не прошу ничего. Всего лишь сказать. Так трудно?
– Егор… – Олеся осеклась.
Ведь можно было подумать, будто она на самом деле собиралась произнести дальше: «Я люблю тебя». А ведь не собиралась. Совершенно. Она хотела объяснить, что существуют слова, которые никогда не надо произносить просто так. Но Егор не стал ждать и слушать. Опять беспечным взмахом руки отбросил в прошлое все, что сейчас произошло. Даже не в память – мимо, в ящик с пометкой «Неважное. Не бери в голову».
– Да ладно. Пока.
Глава 9
Яна наткнулась на них случайно. Шла, глазела по сторонам, потом повернула голову и увидела прямо по курсу – Томилин и Воронов. Сначала она даже подумала, не сменить ли резко направление, пока не заметили. Никто ведь не возьмется утверждать, что это самая желанная встреча для всех троих. А потом подумала: «И что теперь? Так и бегать малодушно?»
Ведь совсем недавно сама подвалила к Егору и разговаривала с ним. И нормально же, хотя к нему подойти посложнее, чем к Томилину. Но решимости добавило то, что Воронов был не один, с девушкой.
С забавной такой. Очень миленькой, но с особенным характером – это без труда определялось даже с дальнего расстояния и подслеповатым взглядом (а Яна на зрение не жаловалась). Тихая, стеснительная, слова из нее лишнего не вытянешь. Серые глаза на половину лица, а в них – настороженность, временами граничащая с паникой. Никак с Вороновым не вяжется.
Точнее, не вязалось, пока не разговорились, пока Яна не узнала, каким образом они оказались вместе: Егорка и эта странная девочка.
С Лехой было проще. Всегда проще. Яна даже особой вины перед ним не чувствовала. Помогало четкое осознание того, что девиц вокруг Томилина вьется немерено и он легко подберет ей замену, а значит, особо не испереживается. Так что нечего сбегать, зато есть смысл подойти. С невозмутимым видом.
Егор отреагировал спокойно, а Леха заметно напрягся, но на «привет» ответил.
– Что-то вы мне слишком часто попадаться стали, – пожаловалась Яна.
