«Перейти бы на огнестрел, – думал он, – но покупать каждый раз новый пистолет слишком рискованно, а не уничтожить оружие после очередного дела нельзя».
Через десять минут кислота полностью растворила нож и кожаные перчатки. Антон взял ведро и вылил его содержимое в ванну. После чего включил кран, набрал воды до половины, чтоб разбавить кислоту. Потянул за леску и выдернул пробку из слива. Уровень жидкости постепенно опускался все ниже, пока в ванне не исчезли все следы от совершенных им только что действий.
Крайняя осторожность и паранойя заставляли Антона совершать странные поступки. Растворять ножи в кислоте – вместо того чтоб выбрасывать оружие в реку. Отращивать бороду – вместо того чтоб купить накладную. Накладная казалась ему слишком ненатуральной, хотя логичнее было бы использовать именно ее. Но, производя все эти действия, он до сих пор оставался непойманным. Антон рассуждал следующим образом: если при всех этих манипуляциях с кислотой, бородой, переодеваниями и прочим его не могут вычислить на протяжении многих лет, то опасно менять хотя бы одно из слагаемых его успеха. Также Антон был суеверным человеком, а суеверия заставляют людей совершать множество странных действий.
Приступ боли накатил внезапно. Антон встал на колени и прижал руки к грудой клетке. Несколько минут простоял в таком положении, делая неглубокие плавные вдохи и выдохи. Собравшись с силами, он поднялся. Начал кашлять. Белая раковина покрылась каплями крови. Откашлявшись, Антон лег на пол и свернулся калачиком.
«Год или два? Сколько я еще проживу? – подумал он. – Сказали, что до двух лет вполне реально. Еще есть время заработать денег на будущее и найти того, кто позаботится о ней. Кого найти? Женщину? Кому я нужен с Евой? Кто захочет обременять себя таким образом? Родная мать – и та сбежала».
Боль потихоньку отступала. Антон поднялся, смыл кровь с раковины и умылся. Вышел из ванной и подошел к роботу.
– Боб, – сказал он шепотом.
Робот не реагировал.
– Боб, – произнес Антон еще раз, чуть громче.
Тот же результат.
Да как же он включается?
– Боб-один, – сказал Антон, вспомнив, что нужно добавить цифру к его имени, чтоб он вышел из спящего режима.
Неоновая лампочка на голове Боба замигала.
– Боб-один рад помочь, – полифоническим голосом произнес робот.
– Пройди на кухню, – недовольно скомандовал Антон, – орет тут под дверью.
Робот послушно зашагал, нелепо переступая ногами. Выглядел он как подросток, играющий в робота. Антон включил свет на кухне и сел за стол.
– Так, Боб, давай-ка сначала чаю.
– Я не подключен к вашей бытовой технике, – сказал робот, – я не распознаю чайник. Зайдите в настройки и…
– Стой, стой, – перебил его Антон, – нажми просто кнопку на чайнике.
– Я не подключен к вашей бытовой технике. Я не распознаю…
– Все, тихо, я понял. Сам сделаю, ладно. Расскажи мне, как вы сегодня справлялись тут? – спросил Антон, подойдя к чайнику.
– Все хорошо. Ева не посылала жалоб в соцслужбу, голос на меня не повышала. Могу сделать вывод, что она была всем довольна, – отчитался робот.
– На улицу возил ее?
– Да, мы погуляли на площадке около дома.
– Дети соседские не приставали?
– Нет, они просто играли с нами.
– Играли? Как играли?
– Я не распознаю их игры, но по интонации и жестам – все были счастливы.
– А Ева?
– Ева сначала была радостная, потом разозлилась и попросила увезти ее домой.
– На что разозлилась?
– Не знаю. На то, что они радовались.
– Они смеялись над ней, что ли?
– Не знаю.
– Запись дня есть?
– Чтоб установить режим записи с моих глаз, необходимо перейти…
– Ладно, я понял, хватит бубнить.
Чайник закипел и издал щелчок. Антон налил кружку чая, взял несколько конфет и сел за стол.
«Подсунули мне этого робота убогого, – думал он, – ничего толком не может ни сделать, ни сказать. Было гораздо лучше, когда приходил человек, соцработник. Утром проще Еву расспросить обо всем. Если опять этот парень над ней издевался, пойду к его отцу. Как же я не люблю конфликты».
Допив чай, Антон подошел к роботу. Тот стоял по стойке «смирно» возле холодильника. Антон попытался поднять его, ради интереса.
Сколько весит этот механизм? Килограммов пятьдесят точно, а вроде небольшой. Выглядит как игрушка пластиковая.
Оставив Боба в покое, он отправился в свою комнату.
* * *
Проснувшись утром, Антон вспоминал вчерашнюю ночь. Все ли он сделал правильно? Не мог ли оставить где следы? Лежал в постели и с задумчивым видом смотрел на потолок. От неприятных воспоминаний его отвлек крик дочери.
– Антон! – крикнула Ева из соседней комнаты.
– Да, да!
– Иди сюда!
– Иду, – ответил он, поднимаясь с кровати.
Антон надел футболку, джинсы, накинул подтяжки на плечи и замер у зеркала на несколько секунд, поправляя челку, зачесывая ее набок.
– Ты идешь?!
– Иду!
Антон зашел в соседнюю комнату. Девочка сидела в инвалидном кресле. Рядом стоял Боб.
– Смотри, меня Боб пос… пос… п… п… – пыталась выговорить Ева.
– Посадил в кресло, – понял Антон.
– Да! – радостно воскликнул ребенок.
Антон с недоверием посмотрел на робота. Обошел его сзади и увидел надпись, видимо сделанную баллончиком с краской, на его белой пластиковой спине.
«Ева параличка».
– Ты чего? – спросила девочка.
Антон сделал вид, что не заметил надпись, и сел на кровать.
– Ничего. Как вчера вечер прошел?
– Т… т… ты опять сбрил б…б… бор… бор… бороду?
– Да, надоела.
– Зачем ты ее постоянно отр… р… ращиваешь и потом бреешь?
– Не могу определиться, хочу я ее носить или нет.
– Мне ты без бор… р…роды нравишься больше.
– Боб мне рассказал, что вчера к тебе приставали дети, – соврал Антон.
– Да… так… немного пос… с… смеялись. Я не обращаю на них внимания, – сказала Ева и растянула на лице улыбку.
– Снова этот белобрысый? – спросил Антон.
– Ну да.
– Ладно, разберемся, – сказал он тихо себе под нос и добавил: – Пойдем умоемся и сходим куда-нибудь позавтракать.
– А можно Боб с нами пойдет?
– Можно, только сначала мне нужно будет кое-что с ним сделать.
