Мы идем вместе со всеми вверх по склону холма. Идем, потому что на нижних уровнях все удобные для ночлега места уже заняты. И мы по опыту знаем, что лучше не останавливаться рядом с кострами. Любая группа людей вокруг костра выставляет охрану. Новеньких сразу отгоняют. Иногда кричат на английском, чаще на непонятном мне языке, но смысл всегда ясен.
– Держись рядом, – говорю я мальчику непонятно зачем, поскольку сама не отпускаю его руку.
Продолжаем идти вверх по петляющим тропинкам. Скоро становится ясно, почему все нижние ярусы заняты. Наверху труднее найти укрытие от ветра. Но это не проблема – нам не впервой ночевать на голой земле. Поток людей становится реже, тропинки расходятся, и я тяну мальчика направо. Там нет костров, и, скорее всего, те, кто тешит себя надеждами, повернут налево.
Мы проходим мимо занятых одиночками надгробий. Я не собираюсь рисковать, я выберу то, где будем ночевать только мы с мальчиком.
Все это возвращает меня в Мероэ. Я помню: одно захоронение на двоих – не гарантия того, что там не окажется кто-то третий.
Глаза привыкают к темноте. Да и темнотой это не назовешь, ведь у нас за спиной раскинулся, словно какая-то другая страна, Глазго. Там светятся тысячи, а может, тысячи тысяч окон. Источник этого света – технологии, они дают жизнь подключенным к сетям устройствам, о которых я уже успела забыть. Я представляю людей в их теплых домах. Там все работает, стоит только нажать на кнопку, еда – в холодильниках, вода течет из крана, а друзья (друзья!) всего в одном клике от тебя. Какая-то частичка меня хочет вернуться в этот залитый светом город.
Я представляю себя девочкой, которая зимой с улицы прижимается к оконному стеклу. Представляю себя ребенком, которого не впускают в дом. Как в историях, которые рассказывал папа. Зима, ребенок заглядывает в окно дома, где тепло и уютно.
Но когда я снова смотрю на город, я вижу, что свет Глазго совсем не такой теплый, как оранжевый свет костров некрополя или свет моего «гнезда для трута». Свет Глазго неоновый, он мертвенно-бледный. Странно – я уже не уверена, что мне будет там хорошо.
Но это уже не важно. И я останавливаю свой выбор на могиле Колина Данлопа. Думаю, это хорошая могила. Она мне подходит. Расположена на участке треугольной формы, где расходятся тропинки. Так что напасть (о нападении я обязана думать) на нас могут с любой стороны. Но справа – крутой склон. Подпорная стена с этой стороны слишком высокая, и перебраться через нее сможет только очень рослый человек. Если кто-то соберется на нас напасть, ему придется забираться на стену. К тому же вокруг участка могилы вкопаны не менее восьми низких колонн, которые вполне могут сойти за стену с бойницами. За этой оградой – надгробие с выгравированными датами жизни и смерти других Данлопов, но при таком освещении их просто не прочитать. Плита, естественно, холодная, но лучше спать на ней, чем на сырой земле. А еще она плоская и достаточно широкая для двоих.
– Ну вот, – говорю я мальчику, – здесь мы и заночуем.
50
Башня
Мы сидим на каменном надгробие. Я сомневаюсь в том, что сидеть на могиле Колина Данлопа хорошо, но не дольше секунды. Колин и его семья мертвы. А мы живы. Это точно, потому что я чувствую, как холод надгробия проникает сквозь мои тонкие брюки.
– Узелок с едой, – говорю я.
Мальчик расстегивает молнию на куртке и достает узелок. Тряпка жирная, вся еда перемешалась. Я делю все на две порции. Одну хочу снова завязать и оставить на утро, но порции слишком малы, и я отдаю мальчику половину. Вернее, не половину, а большую часть, потому что кружков морковки пять, а я отдаю ему три. Морковка напоминает мне о Финоле, девушке с браслетом. Финола будет есть свой ужин в тепле и в относительной безопасности распределительного центра. Странно, что такому можно позавидовать.
– Ешь.
Мальчик ест. И я тоже. На цыпленке осталось немного соуса, но теперь у него вкус пыльной занавески. Но это все равно вкусно, папа.
Мы зачерпываем в ладони воду из лужи в основании одной из колонн. Я пью первой, на случай если это моча. Пока пью, думаю, не пойти ли ночью на поиски бутылки. Или поискать возможность украсть бутылку. Решаю, что это слишком рискованно. Не в последнюю очередь потому, что для этого придется оставить мальчика без присмотра.
Вопрос с курткой решить сложнее. Она у нас одна на двоих.
Выхода три:
взять куртку,
отдать куртку мальчику
или использовать ее как одеяло для нас обоих.
Если выбрать третий вариант, придется лежать очень близко друг к другу. Будем чуть ли не прижиматься друг к другу. Решаю отдать куртку мальчику. Да и холод не даст мне заснуть, а я не уверена в том, что спать в эту ночь будет безопасно.
Я приподнимаю мальчика и сажаю его на каменное надгробие:
– Спи. Завтра нас ждет долгая дорога.
Мальчик ложится, но не сворачивается калачиком, как обычно. Он ворочается. То на спине полежит, то на животе. То на одном боку, то на другом. Думаю, это потому, что нет подушки. Но потом я слышу, как он облизывает зубы, и понимаю – камешек ему не вернули.
– Тише-тише, – говорю я. – Успокойся.
И он наконец успокаивается.
Я обхожу надгробие по периметру, как будто это мой замок, а я его страж.
Замок.
Темнеет.
И становится холодно.
Освещение собора выключают. Огни Глазго тоже постепенно гаснут.
Я потираю ладони. Растираю ноги. Прячу ладони под мышки. Под мышками тепло сохраняется дольше – этому я научилась в пустыне.
Надо сконцентрироваться.
Думаю о цветущем дереве у входа в некрополь. Мысленно представляю бледно-розовые лепестки. Интересно, почему вишня цвела, сейчас ведь не весна?
Говорю вслух:
– Мир прекрасен, папа.
Устала. Сажусь на край надгробия Колина. Сидеть неудобно, потому что облокотиться не на что. Ложусь на минутку ближе к резному краю надгробия. Но кладбище еще не спит. Наверное, люди продолжают прибывать.
Нельзя спать.
Смотрю на небо. Это так странно – небо уже должно быть черным, но оно синее. Не на все сто, но все же синее. А вот памятники черные. Такое чувство, словно они склонились надо мной и, как бахрома, ограничивают вид на небо. Кажется даже, что один из них вот-вот на меня свалится.
Это – башня.
Черная башня с зубчатыми бойницами. Она похожа на перечницу. А еще похожа на башню в центре Замка. Такое впечатление, будто я прорвалась сквозь все стены и сломала все замки, которые хранили мои страхи, и оказалась внутри самого главного.
И как всегда, оказавшись у запертой на замок главной двери в центре Замка, я слышу что-то похожее на тихий крик.
Хотя, возможно, это тихо позвякивают маленькие серебряные монеты.
