Потом я помогаю ему перебраться через протоку, да и то только потому, что знаю, где она шире и мельче, а значит, безопаснее. Мы доходим до того места, где упавшее дерево выскакивает из воды, как игривая лошадка. Мальчик садится на него верхом. Просто так. Ствол поваленного дерева тоже зарос мхом. Мальчик ощупывает его пальцами и слушает, как вода бурлит между камнями.
Не знаю, сколько он так сидит. Думаю, не очень долго, но, возможно, достаточно для того, чтобы запомнить все это.
Когда мы только приехали в Хартум, я была еще маленькая и любила говорить о доме. О доме в Шотландии и о том, как я по нему скучаю.
«Дом – это не всегда то место, где ты родилась, – сказал мне папа. – Дом – это место, которое осталось в твоей памяти. Со временем у тебя появятся воспоминания о Судане».
«Нет, не появятся», – упрямилась я.
И тогда папа сказал:
«Мари, когда ты рассказываешь о своем доме, ты почти всегда говоришь об Арране, хотя твой настоящий дом в Глазго. Почему, как думаешь?»
Я не знала ответа.
И папа мне подсказал:
«Это потому, что Арран говорит с тобой, Мари, а ты выбираешь свои воспоминания. Ты их впитываешь и в то же время ты их выбираешь. Никогда не забывай о своей способности выбирать, Мари».
Вот почему я привела мальчика на Лучрэм-Бёрн. Я надеюсь, что в песке и пыли, которыми заполнены его воспоминания, он предпочтет отыскать место с этой игривой лошадкой и каскадами воды.
76
Картошка и водоросли
Бабушка стоит в саду за домом:
– Где вы были?
– На протоке.
– Если ты уже достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы ходить на протоку, – говорит бабушка, – значит и помочь мне в саду тоже сможешь. Или ты думаешь, у нас на острове еда даром достается?
В Прошлом в бабушкином саду было очень много цветов. Теперь все не так. Теперь сад весь перекопан и поделен бревнами, полиэтиленом и металлической сеткой на аккуратные грядки. Сад превратился огромный огород.
Сезон урожая еще только начался, а у бабушки уже прорастают (все по-разному):
кабачки;
цветная капуста;
лук;
салат-латук;
спаржа;
свекла;
ревень;
малина;
и еще – картофель.
– Можете помочь мне окучивать картошку. А потом пойдете и соберете рэк.
Окучивать – это значит насыпать холмики земли вокруг стеблей картошки. По словам бабушки, окучивание защищает картофель и способствует его росту. Похоже, она много чему научилась после нашего отъезда.
Бабушка садится на корточки и показывает, как наиболее эффективно насыпать кучки земли. Мальчику становится интересно, он послушно садится и быстро работает руками.
– Молодец, – говорит бабушка. – Очень хорошо получилось.
Мальчик широко улыбается.
Он улыбается.
И начинает строить следующий холмик.
– А ты быстро учишься, – хвалит его бабушка.
Эта сценка напоминает мне о том, как друзья отца Мохаммеда учили меня делать кирпич-саманник. Я помню, как мне понравилось делать тот кирпич и как меня тогда хвалили. Меня уже очень давно никто не хвалил.
– Мохаммед, ты наверняка будешь хорошо учиться, когда мы отдадим тебя в школу, – добавляет бабушка. – Ну-ка, Мари, пора и тебе приниматься за работу.
И я принимаюсь за работу. Вскоре у нас на грядке вырастает двадцать или тридцать холмиков.
– А теперь – за рэком, – командует бабушка.
Рэк это, как я понимаю, морские водоросли. Их можно собирать на берегу.
– Бесплатные удобрения, – говорит бабушка.
Она все тщательно изучит. Если бабушка чем-то увлечется, ее уже не остановить.
Мы идем на берег собирать водоросли. Когда они сырые, они похожи на красно-коричневые, немного склизкие спагетти. А сушеные они хрустят и ломаются и еще пахнут морем. Бабушка показывает нам, как и где удобрять водорослями грядки.
– Молодец, Мохаммед, – говорит она. – Хороший мальчик.
Я не ревную и не завидую. Потому что бабушка делает то же самое, что делала я у протоки. Она помогает мальчику наполнить свои воспоминания.
77
Сладости
Бабушка собирается в Ламлаш.
– Это не по вашему делу, – говорит она. – Обычная судебная рутина. Ты сама тут справишься?
Как будто это не я преодолела десять тысяч километров пути от Хартума.
Она отсутствует шесть часов и возвращается с подарками. То есть скорее с подарками для мальчика. Она привезла ему две пары брюк и две футболки по размеру. Одна однотонная красная, а вторая в зеленую полоску. Мальчик надевает красную.
– А теперь скажи: спасибо, бабушка.
Мальчик молчит, но футболку-то надевает.
– Отлично смотришься, – говорит бабушка и поворачивается ко мне. – Я подумала, что ты сама захочешь выбрать себе одежду.
Она могла так подумать, но я не чувствую, что это правда. Потому что после ее слов у меня сводит желудок.
– А еще я вот что купила.
Я догадываюсь, что это – сладости, потому что на пакете написано: «Старая добрая кондитерская».
А в пакете:
мятные тянучки;
ириски;
завернутые в фантики тоффи;
обсыпанные кокосовой пудрой конфеты;
и медовые соты.
Бабушка протягивает мне пакет.
– Нет, спасибо, не хочется, – говорю я.
– Что, даже тоффи не будешь? Ты раньше их так любила. А помадки? Помнишь, как их готовила твоя мама? С точностью инженера?
Я помню. Естественно, я помню, как взвешивали и отмеряли все ингредиенты, и как их ела, тоже помню. Помню, как слизывала сахар. Во рту собираются слюни, но я отрицательно качаю головой. Я в очередной раз отказываюсь, только сама не знаю, от чего или от кого.
Мальчик берет тоффи, мятную тянучку и кусочек медовых сот. И сразу все запихивает в рот.
– Эй, эй, молодой человек! – говорит ему бабушка. – Полегче!
Но он ее не слушает.
Да и она не отбирает у него сладости.
И они смеются. Смеются вдвоем.
Я часто слышала, как смеется мальчик, а вот как смеется бабушка – никогда.
Ха-ха-ха-ха-ха.
Мальчик смеется с набитым ртом, а бабушка показывает на него пальцем и говорит:
– Будешь так есть тоффи, еще один сломаешь. – Она молчит секунду и продолжает: – Хорошо еще, что он молочный, а то пришлось бы его лечить. Сломанный зуб портит улыбку.
