В воздухе открылось невозможное отверстие. Все посмотрели сквозь него, но увидели отнюдь не изогнутую внутренность сферы, не сердце цитадели, даже не Плач и не каньон Узумарк, да и вообще не Зеру. Не нужно осматривать весь мир, чтобы знать, что это не он.
Ребята не могли узнать этот пейзаж. Вдали виднелся океан, но он мало походил на море, которое Лазло переплыл с Эрил-Фейном и Азарин. То было серовато-зеленым и спокойным, с прозрачными волнами и мерцающей пеной. Это же было алым.
Оно находилось далеко-далеко внизу. Ребята смотрели через прорезь в небе на необузданное багряное море, что было ярче, чем свежая кровь. А из него, насколько хватало глаз, торчали гигантские белые… штуки. Они напоминали стебли больших белых цветков или гигантские светлые волоски. Они росли прямо из буйного красного моря, каждый в ширину со всю цитадель, их верхушки терялись из виду в клубящемся сером тумане, застилавшем небо.
Все стояли с открытыми от удивления ртами, не в состоянии понять, что открылось им через это маленькое окошко, которое Лазло удерживал одной рукой. Узрев парящего металлического ангела в Плаче, он думал, что достиг пика потрясения, но юноша ошибался. Это совершенно новый уровень потрясения.
Что же касается Сарай, Спэрроу, Ферала и Руби, им не хватало слов. Их разумы походили на двери, распахнувшиеся во время бури.
Но, несмотря на шок, они стали постепенно осмысливать детали: как покачивались стебли, когда в них врезались крупные волны, и брызги разлетались в разные стороны, будто от взрыва. Или силуэты в воде: большие тени, плывущие под алой поверхностью, на фоне которых даже левиафаны казались изящными. И наконец, место вдали, где один из стеблей будто срезали, чтобы создать плато, защищенное от соленых брызг. На нем виднелись неразборчивые очертания, но встречались они слишком регулярно, чтобы быть творением природы.
– Это что… здания? – спросила Сарай, и волоски на ее шее встали дыбом.
Фраза вывела их из ступора. Они находились на грани такрара – точки в спектре благоговения, когда восхищение сменяется страхом или страх – восхищением. И понимание, что в этом мире есть что-то, созданное людьми, – или, по крайней мере, просто созданное, – отбросило их прямиком в ужас.
– Закрой его! – рявкнула Азарин. – Мы понятия не имеем, что… – «там», собиралась она сказать, но не успела. Сквозь отверстие донесся громкий вопль, и появился чей-то силуэт, летящий прямо на них. Огромный белый орел. Привидение!
Птица на секунду зависла перед ними, закрывая собой обзор. Из ее глотки донесся очередной вопль, а затем она нырнула к порталу. Лазло отпустил край.
– Назад! – крикнул он остальным.
Воздух резко захлопнулся, но преграда из него как из шторки над дверью, и Привидение пролетело насквозь.
Ребята пригнулись, орел задел их головы своими фантомными перьями. Перила Лазло уберегли их от падения с моста, который он лихорадочно сокращал и поворачивал. Сфера закрывалась, ее края сплавлялись воедино.
Но было слишком поздно.
Привидение было не одно. Следом за птицей промчался поток ветра, доносивший еще один голос, оплетающий, вопль птицы в свирепой гармонии. Искажение в воздухе вспухло и порвалось, открывая чьи-то руки, ноги, оружие.
Нападение.
36. Ничего особенного
Однажды «Нова» было лишь половиной имени. «Кораинова» – музыкальное и завершенное. Само по себе «Нова» представляло хрупкий зазубренный фрагмент. Каждый раз, когда она его слышала, то снова ломалась пополам.
– Нова! Работай быстрее!
Снова пришла пора Убоя. Коры не было уже год. За все это время Нова не получила ни весточки. Она не сомневалась, что сестра писала ей, но подозревала, что отец или Скойе перехватывали письма.
С багром в одной руке и ножом в другой, она разделывала тушу, лежащую на песке.
Это не моя жизнь.
Но я застряла в ней навсегда.
Без Коры и мечты это вообще сложно было называть жизнью. После того как Нова очнулась и обнаружила, что ее оставили, горе девушки было подобно зимней буре – смертельной, ослепительной, способной похоронить на месте. Каждая мысль была как удар ножом, каждое воспоминание – как рана, пока наконец не наступило безразличие. Шатаясь по деревне, осажденная косыми взглядами и сплетнями, она уже чувствовала себя мертвой – даже хуже, чем труп. Скорее, как туша уула после расправы сайров, когда не остается ничего, кроме костей.
– Я всегда знала, что в тебе нет ничего особенного, – сказала Скойе первым делом после пробуждения Новы, ее глаза горели ярче, чем когда-либо. – Всю свою жизнь вы с сестрой важничали, как принцессы, которые ждут, пока их отвезут на бал, но взгляни-ка на себя. Ты не принцесса! – Женщина цокнула языком. – Жалкое зрелище.
Важничали? Всю свою жизнь Кора с Новой работали и делали больше, чем надо. Скойе об этом позаботилась. Ей не на что жаловаться; как и всем остальным. Не безделье выделяло сестер из толпы. И даже не гонор. Просто они всегда верили, что достойны большего. Надежда имеет свойство блистать, и они сияли ею, как две жемчужины в устрице.
Увы, как оказалось, только одна из них жемчужина. А вторая не более чем кусочек кости, отполированный прибоем.
Внезапно за плечом Новы появилась Скойе. Изучила ее работу и рявкнула:
– Это все, что ты сделала за утро?!
Нова часто заморгала. Она слишком погрузилась в свои мысли. В последние дни девушка часто уходила от реальности и погружалась в себя. Теперь Нова увидела то же, что и Скойе. Шкуру уула испещряли бесполезные порезы. Она просто… рубила его.
– Мне жаль, – прошептала Нова.
– И правильно! Ты ничтожество! Ума не приложу, зачем ты понадобилась Шергешу, но я с радостью от тебя избавлюсь.
При упоминании деревенского старейшины Нова оцепенела. Ее будущий муж. Ее голос дрожал, когда она сказала:
– Думаю, все мы знаем, зачем я ему понадобилась.
Скойе замахнулась, и ее ладонь пришлась по щеке Новы как раз под нужным углом для идеальной, отрепетированной пощечины. Скойе умела раздавать оплеухи, а Коры больше не было, чтобы остановить ее руку в замахе. Боль обжигала. Рука Новы взметнулась к лицу. От него исходил жар, как от чайника.
– Ты должна проявлять уважение, – прошипела мачеха. – Такра тому свидетель, я пыталась тебя подготовить. Если ты до сих пор не выучила урок, уже никакие затрещины не помогут.
Все еще прижимая руку к щеке, Нова выпрямилась и сказала:
– Может, проблема в твоих методах?
– Только таких ты и заслуживаешь! Думаешь, Шергеш будет терпеть твою дерзость? – Скойе указала на неосвежеванного уула. – Думаешь, он будет мириться с твоей ленью? Заверяю, пощечины еще покажутся тебе милостью.
Похоже, такая перспектива была ей по вкусу. До чего же люди любят смотреть, как рушится чужая мечта, украдкой подумала Нова. Какое наслаждение видеть мечтателя хромающим и искалеченным, угасающим в осколках своих разбитых надежд. Вот что бывает, когда веришь, что заслуживаешь большего. Ты ничем не лучше нас.
