Остальных уже продали.
Вот вам и правда в темном сердце всего происходящего. Две сотни лет тирании, а все сводилось к этому: Скатис, так называемый бог чудищ, разводил волшебных детей, чтобы продавать их как рабов по десяткам миров. После падения империи повсюду разразились войны, фракции боролись за господство, как бойцовские питбули. Кто же не внесет королевский выкуп за девочку, способную всколыхнуть море одним взглядом и утопить весь вражеский флот за час? Кто не станет торговаться за ребенка, способного проходить сквозь стены и убивать врагов во сне? Или управлять армией насекомых, читать мысли, устраивать землетрясения, убеждать, телепортироваться, повелевать ветром?
Скатис накопил целое состояние. Несколько раз в году проводился аукцион. Покупатели слетались со всех миров, отдавали кругленькие суммы и забирали детей домой, чтобы те сражались вместо них. Рук был первым среди новых лотов для следующего аукциона. Вскоре прибыл Верран, затем Киско, а потом… никого. После Киско поставка божьих отпрысков прекратилась. Потому что портал больше не открывался.
Через некоторое время явилась Нова и освободила их. Она не успела освободить сестру, но никогда не переставала верить, что это случится. Теперь Рук понял, что только благодаря этой вере она и держалась. Он мрачно переглянулся с Верраном и Киско, обеспокоенный беспощадной петлей смерти. Ребята пришли сюда разгоряченные детским гневом, готовые взглянуть в глаза чудовищам, которые плодили их и продавали, как выводок щенят, но чудовищ не стало, они уже мертвы, а Нова убивала людей. Убивала снова и снова.
Они не знали, что делать.
Сарай пыталась разорвать петлю. Лазло хотел помочь, но она уговорила его воздержаться.
– Мне навредить не смогут, – пояснила она. – Я и так мертва. А вот ты – нет. – Девушка не стала добавлять, что Минья не сможет поймать его душу, если он погибнет. – Я не могу потерять и тебя.
Сарай медленно подкралась, наблюдая за траекторией жала, задумав правильно рассчитать время и оттолкнуть отца с Азарин с пути, чтобы жало пролетело мимо, нарушив цикл, пока они еще живы. Но она не могла до них добраться. Пыталась сделать себя иллюзорной, но это не помогло. С тем же успехом между ними могла стоять невидимая стена.
– Прекратите! – крикнула она Нове.
Нова не останавливалась. Эрил-Фейн с Азарин продолжали умирать. Своей неизменностью сцена порождала безразличие, будто они не люди, а роботы, застрявшие в механической драме. Сарай больше не могла этого выносить. Она поднялась в воздух, как раньше. Она заставит ее прекратить! Раньше Сарай накинулась на Нову в облике из кошмаров, с клыками, когтями и кроваво-алыми глазами. На сей раз она приняла другую форму. Мало знакомую. В конце концов, она видела ее лишь во снах. Уже через секунду Сарай была не Сарай. Каштановые волосы и голубые глаза, закатные ресницы и россыпь веснушек, пухлая нижняя губа со складочкой посредине – все это исчезло. На ее месте стояла другая лазурная женщина – с карими глазами, пшеничными волосами и светлыми бровями, а еще с ошейником из мезартиума.
Сарай приняла облик Корако в дверях яслей и полетела прямиком к Нове, говоря ей в лицо:
– Этого ты хочешь? Вот кого ты ищешь?
Чего она ожидала? Рычания, роя пауков, пинка тяжелым ботинком? В итоге она получила нечто куда хуже.
Глаза Новы горели пламенем Руби, но его язычки тут же погасли, и глаза прояснились: ласковые, карие, насыщенные внезапной радостью. Гневная богиня полностью преобразилась. От этой перемены у Сарай перехватило дыхание.
– Кора? – спросила Нова, ее голос дрожал и звенел от рвения, которое было таким ребяческим в своей чистой, обнаженной уязвимости.
Ярость Сарай потухла, как огонь. На смену мгновенно пришло раскаяние. Может, эта женщина ей и враг, может, она даже сейчас мучает дорогих ей людей, но такой жестокости она не желала никому – насмехаться над кем-то посредством фантомов усопших родственников и давать надежду там, где ее нет. Это вышло случайно. Она тут же пожалела о содеянном.
Нова протянула к ней дрожащие руки и взяла лицо Сарай в ладони – лицо Сарай, принявшее облик ее мертвой сестры. Это прикосновение было невыразимо ласковым, улыбка – невыносимо милой. Она чуть ли не сияла от облегчения – будто считала, что уже потеряла свой смысл жизни, и тут в последнюю секунду ей даровали отсрочку.
Сарай отстранилась и тут же вернула свою настоящую личину.
– Простите, – быстро выпалила она. – Я не…
Слова так и не сорвались с ее языка.
Нова вновь преобразилась, только уже не от надежды. У Сарай сложилось впечатление, будто она смотрит в бездонный колодец мук, а затем падает в него головой вниз, переставая отличать страдания Новы от своих. Как минимум на секунду они казались абсолютно одинаковыми; будто все пытки существуют в одном глубоком колодце, вне зависимости от того, какие потери или несчастья ведут нас к нему. Мы можем враждовать, ненавидеть, желать друг другу смерти, но в своем отчаянии мы теряемся в одной и той же тьме, дышим одним и тем же воздухом, упиваясь нашим горем.
До ложной надежды страдания были черными, но то, что Нова испытала после, было неописуемым. Взвыв, она накинулась на Сарай и сомкнула руки на ее шее. Сарай превратилась в дымку. Нова не могла ее схватить. Не могла задушить или ударить. Она не знала, кто на самом деле Сарай, но ей было плевать. Все, чего она хотела в ту секунду, это сделать девушке больно, а для этого существовали и другие способы.
Ее разум ударил кнутом и захватил силу Киско. Телепатия – дар со своими тонкостями. Он позволял проникать в чужие мысли, просматривать воспоминания, слышать размышления, чувствовать эмоции, внедрять идеи. Но сейчас Нове было не до тонкостей. Она использовала дар, чтобы излить всю свою боль в голову Сарай.
С самого начала, еще в Риеве, сила Новы была как линза маяка, увеличивающая мощь любого дара, которым она орудовала. С тех пор сила только возросла. Теперь она больше подходила ее имени: нова, звезда, которая крадет энергию у соседних звезд и вспыхивает неистовым сиянием.
Ее боль вспыхнула в Сарай. Девушку откинуло, как от взрыва, прочь за дверь, в стену прохода, где она сползла на пол.
Сарай умерла и кремировала собственное тело. Познала разрушительные кошмары и муки людей, угнетенных плохими богами. Но она никогда еще не испытывала такого отчаяния. Будто ее вспороли, освежевали, искромсали в клочья и оставили на съедение мухам и падальщикам, как туши мертвых животных на заброшенном пляже на дне далекого мира.
Сарай съежилась под его весом. Внутренний голос приказывал бороться, но звучал слишком слабо, а ей было так тяжело – так одиноко, – и Сарай поняла, что ей конец. Всем им. Ее собственные чувства – любую надежду и храбрость, которые в ней были – смыло потоком отчаяния. Никто и ничто уже их не спасет.
– Что вы наделали?
Сарай почти никак не отреагировала на голос. Он был вне пределов ее несчастья и вряд ли имел значение. Больше ничего не имело значения.
