– Сперва, – сказала девочка, – мы должны позаботиться о Сарай.
И с этими словами она отпустила призрака – ее материю, а не душу. Никаких фокусов. Она высказала свою точку зрения.
Высвободившись из хватки, Сарай рухнула на землю. Это случилось так внезапно, что она упала на колени. Длительное время она была обездвижена, парализована, но продолжала бороться, пытаясь найти слабые места. Их не обнаружилось. Хватка Миньи была прочной, и теперь, став свободной, Сарай неконтролируемо потряхивало.
Лазло кинулся к ней, нашептывая своим сиплым голосом:
– Теперь с тобой все хорошо. Я держу тебя. Мы спасем тебя, Сарай. Мы найдем способ. Мы спасем тебя.
Сарай не ответила. Она прислонилась к юноше, истощенная, и думала лишь об одном: «Как?»
Все остальные – кроме Миньи – собрались вокруг и стали успокаивать ее, поглаживая по рукам и волосам. А еще кидали робкие взгляды на Лазло, который, в конце концов, стал первым живым незнакомцем среди них. Но затем Спэрроу с мрачным лицом повернулась к Минье и неуверенно поинтересовалась:
– Что ты имеешь в виду под «позаботиться о ней»?
– О. – Минья скривила личико, будто скорбела больше всех. – Как вы любезно напомнили мне раньше, Сарай мертва. – Она помахала пальчиками в сторону трупа. – Нельзя же просто оставить это лежать там, верно? Нам придется сжечь тело.
5. Жжение и боль
Сжечь его.
Это не должно удивлять, но тем не менее. Почвы в саду недостаточно для погребения, и, естественно, Минья права: нельзя просто оставить тело. Но никто из них не был готов к тому, что необходимо сделать. Все произошло совсем недавно, тело казалось слишком реальным и слишком… Сарай.
– Нет! – воскликнул Лазло, побледнев от изумления. Он по-прежнему не мог отделить одно от другого. – У нас… у нас есть ее тело и душа. Нельзя ли просто… вновь соединить их?
Минья подняла брови.
– Соединить их? – спародировала она с издевкой. – Что, как влить яйцо обратно в скорлупу?
Старшая Эллен примиряющее опустила руку ей на плечо и обратилась к Лазло с предельной мягкостью:
– Боюсь, это так не работает.
Сарай знала, что ее тело уже не спасти. Ее сердца пронзили, хребет сломали, но она все равно мечтала о чуде.
– Разве не было божьих отпрысков, которые умели исцелять? – поинтересовалась девушка, вспоминая о других волшебных детях, родившихся в цитадели, со временем покинувших ее.
– Действительно были, – ответила няня. – Но нам от них мало проку. Смерть не исцелить.
– Тогда тех, кто умели воскрешать, – не отступала Сарай. – Неужели не было ни одного?
– Если и были, сейчас они нам не помогут, да благословят их звезды, где бы они ни находились. Твое тело никак не спасти, дорогая. Мне очень жаль, но Минья права.
– Но сжечь его, – отозвалась Руби с нескрываемой паникой, ведь это ей придется развести огонь. – Это же… необратимо.
– Смерть – необратима, – заметила Младшая Эллен. – И плоть не вечна. – Она не была такой волевой натурой, как Старшая Эллен, но ее твердое присутствие ощущалось благодаря успокаивающим жестам и милому голосу. Когда они были маленькими, женщина пела им колыбельные Плача. Теперь она сказала: – Чем раньше мы это сделаем, тем лучше. Оттягивая время, мы ничего не добьемся.
Им ли не знать. Однажды Эллен обработали собственные трупы и сожгли их на костре вместе с телами всех богов и детей, которые погибли в тот мрачный день.
Спэрроу присела у тела. Движение вышло неожиданным, словно у нее подогнулись коленки. Некий порыв заставил ее опустить руки на труп. В конце концов, у нее тоже был дар. Взращивания. Спэрроу – Орхидейная ведьма, а не целитель, но она чувствовала даже легчайший пульс жизни в растениях и уговаривала расцветать увядшие стебли, которые любому другому могли показаться мертвыми. Если в Сарай еще теплилась жизнь, Спэрроу думала, что хотя бы узнает об этом. Замешкав, она вытянула дрожащие руки и прикоснулась ими к окровавленной лазурной коже. Затем закрыла глаза и прислушалась. Это было непривычное чувство, оно походило на действия Миньи, когда та нащупывала путь к духам в воздухе.
Но Минья почувствовала трепет души Сарай и поймала ее. Спэрроу же ощущала лишь ужасное, отдающее эхом ничего.
Она убрала руки. Те сильно тряслись. Девушка никогда еще не прикасалась к мертвому телу и надеялась, что больше и не придется. Оно было таким податливым, таким… пустым. Спэрроу плакала из-за всего, чего ему никогда не сделать и не испытать, ее слезы следовали по привычным засохшим соленым дорожкам, проложенным прошлой ночью.
Наблюдая за ней, остальные поняли, что это конец. Лазло почувствовал жжение в глазах и боль в сердцах – как и Сарай, хоть и понимала, что ее глаза, ее сердца неживые, а стало быть, жжение и боль нереальны.
Руби всхлипывала, уткнувшись в грудь Ферала. Юноша прижал крупную руку к ее затылку, запустив пальцы в дикие темные кудри, и опустил голову, чтобы спрятать лицо, пока его плечи дрожали в тишине.
Эллен тоже плакали. Только глаза Миньи оставались сухими.
Но Лазло уловил тот момент, когда она опустила взгляд на тело в цветах и на секунду показалась обычным ребенком. Тогда ее глаза не походили на панцири жуков и не пылали триумфом. Они казались… растерянными, словно она едва понимала, что происходит. А затем Минья почувствовала, что за ней наблюдают, и все исчезло. Ее взгляд пронзил Лазло, и он не заметил в нем ничего, кроме вызова.
– Приберитесь, – приказала она, отмахнувшись от трупа, как от грязи. – Попрощайтесь. Делайте все, что вам нужно. Когда закончите, мы обсудим Плач.
Минья развернулась. Очевидно, она планировала молча уйти, но путь преграждала аркада, которую ранее запечатал Лазло, чтобы не дать пройти армии призраков.
– Ты, – скомандовала девочка, не оглядываясь. – Открой дверь.
Лазло так и поступил. Расплавил стену тем же способом, каким соединил. Ему впервые довелось это делать в состоянии покоя, ведь все остальное происходило в размытом отчаянии, и юноша восхитился легкости этого действия. Мезартиум реагировал на его мельчайшие требования, и по телу Лазло пробежали мурашки.
«У меня есть сила», – восторженно подумал он.
Когда арки открыли путь, он увидел армию призраков и испугался, что Минья возобновит атаку, но она этого не сделала. Девочка просто ушла.
В глубине сердец Лазло объявил войну этому мрачному ребенку, но он не воин, а его сердца не славились талантом ненависти. Наблюдая за ее фигуркой, такой маленькой и одинокой, Лазло внезапно охватило четкое понимание. Минья, может, и свирепая, за гранью искупления, за гранью восстановления. Но если они хотят спасти Сарай и Плач… сначала нужно спасти ее.
6. Каждый из них кричал: «Монстр!»
Минья проталкивалась через толпу своих призраков. Она могла бы убрать их с дороги, но сейчас ей хотелось пихаться.
