«Да, черт меня трижды побери, сдохнуть мы всегда успеем. — Ан глубокомысленно вздохнул, тронул запотевшую реторту и ловко перелил ее содержимое в посудину с герметичной пробкой. Хмыкнул, посмотрел на свет, прищурившись, прикинул уровень и несколько понизил его при помощи двухштокового шприца. — Заслужил. Перебьются…»
За стеной в это время послышался шум, крики, ругань, конкретные удары по живому. Вне всякого сомнения — звуки драки.
— Дьявол, поимей свою мать, опять, — с чувством матюгнулся Ан, распахнул пинком дверь и увидел на полу своих отпрысков, сыновей Энлиля и Энки. В крови, в соплях, в злобе, сплетенных в крепких, отнюдь не братских объятьях. Снова, видимо, выясняющих отношения. А чего, собственно, выяснять-то — Энки, хоть и старший, первенец, однако Энлиль рожден сестрой Ана. Следовательно, он более «чистого семени» и является прямым законным наследником. Только вот чего? Родовой дворец, рабы, угодья, персональный звездолет — все в прошлом. Сейчас — только закут лазарета да возможность не работать в шахте. Не махать теллуриевым кайлом, добывая вредоносный раданий. Эх, дети, дети, молодо-фиолетово…
— А ну-ка брейк! — зверем глянул Ан на своих наследников. Те остановились, расцепили объятья и замерли в ожидании. — Я вам говорил, что в ваших жилах течет одна кровь? И крайне неразумно проливать ее друг у друга? А?
— Да, отец, — синхронно проглотили слюни Энлиль с Энки. — Говорили.
— Так сколько раз можно повторять? — взорвался Ан. — Или, может, зарубить это на ваших глупых головах, на которых хоть кол теши? А?
— Нет, отец, рубить не надо, — хором ответили Энки и Энлиль. — Мы уже все поняли. Осознали до глубины души.
Они отлично знали, что рука у Ана тяжелая и длинная. Впрочем, как и нога.
— Ладно, — с легкостью согласился тот, быстро сменил гнев на милость и требовательно взмахнул рукой: — Ну, показывайте.
— Да, отец, — встрепенулись дети и вытащили самодельные тетради. — Вот, пожалуйста… Трином с кубическим двучленом в септонатуре круга. В частных производных. Как вы велели.
— Гм, — быстро глянул Ан, моментально вник и сделался доволен — все было верно, причем у обоих. А ведь наверняка не списывали… — Так, — одобрил он, отложил в сторону тетради и с отеческой улыбкой, напоминающей оскал, посмотрел на сыновей. — С этим ладно, а ну-ка как с другим? Двойная атака в пах и челюсть. Энлиль первым номером, Энки вторым. Вперед!
Вот так и никак иначе — в здоровом теле здоровый дух. Лозунг сей был всегда его основополагающим принципом, главным жизненным кредо. Недаром же в свое время он был не только Хранителем и Корректором, но и Шеф-инструктором Вседорбийской прессконтактной Кик-лиги. Обладателем почетного восьмого трана, супермастером хлипкидо, главзиганом супергильдии боевого бур-шу. Дьявол, поимей свою тещу, неужели это когда-то было?
— Хурр! Хурр! — Дети между тем встали в боевую позицию, сблизились, страшно закричали и принялись пинать друг друга в пах и атаковать в подбородок. Причем грамотно, по всей науке, как отец учил: с притопом, реверсом, финтами, волной, экспрессией и концентрацией. Еще слава богу, что и блоки у них были поставлены как надо…
— Ну все, ша, брейк, — скомандовал Ан, доброжелательно оскалился, погладил сыновей по головам, а в это время отворилась дверь и в лазарет пожаловал Хорек.
— Далан на тайман
[59]
, лепила. Мудями шевели, утес
[60]
тебя хочет.
Он был блатным среднего звена — юркий, жилистый, с татуированными щеками — и состоял в кодле у Алалу, «вора от всевышнего», утеса зоны.
— Тайман на далан, — отозвался Аи, оценивающе прищурился и подтолкнул Энлиля с Энки к двери: — Идите, дети, идите. Делайте урок. — Он посмотрел им вслед, коротко вздохнул и с ледяной улыбкой повернулся к уркагану: — Что-то ты сегодня рано. Пойду посмотрю, остыло ли. Не скучай.
Слишком уж бодро подмигнул, слишком уж нарочито ухмыльнулся и, стараясь не выказывать и тени беспокойства, не спеша направился в лабораторию. М-да, что-то не ко времени сегодня пожаловал Хорек, видимо, нужно ждать каких-то неприятностей. И хрена ли бычачьего этому Алалу надо? А может, он узнал про Нанн? Про Нинти?
— Эх, жизнь, — выругался он, хрустнул кулачищами и достал из шкафчика окоренок с ядом — смертельным, неотвратимым, со знанием дела приготовленным из крысняка, белы и калистого циания. Затем он вытащил приблуду-кишкоправ, смочил густой коричневой отравой, недобро хмыкнул и сунул в ножны. Ну что, утес, теперь можно и поговорить. По душам.
Ан взял посудину с экстрактом ханумака, сделал резкий выдох, успокаивая дыхание, и неспешно, с видом добродетели возвратился к зыркающему по сторонам Хорьку.
— Уже остыло. Пошли.
По лабиринту галерей, по хаосу проходов, по неразберихе лестниц, в зыбкой полутьме. Наверх, наверх, на уровень «Альфа», где устроился в своем логове главный вор Алалу. Неплохо устроился, с комфортом — купол из прозрачного металла, сквозь который проглядывают звезды, гряды с ханумаком и триноплей, рядом верный, готовый на любое зверство подхват. Космические бродяги, пираты, мокрушники, похитители органов. Морально не обремененная сволочь, счастливо избежавшая распыла.
— А, изменник родины, — встретил Алалу Ана, с понтом развалившись в кресле. — Ну и как дела? Принес?
Он был по крови зурбиханским нигрянином, а происходил из касты рукогревов и уже одним только этим вызывал у понимающих презрение. Волосы его омерзительно курчавились, губы, вывороченные, розовые, напоминали о женской вульве, черная, лоснящаяся от жира рожа вся была покрыта кружевом татуировок. Дополняли антураж чудовищные мышцы, хитрый взгляд остекленевших глаз и фотонный бластер за широким поясом. Огромный, ископаемый, бидайского производства, но все же бластер. Таких дырок, если надо, понаделает… Тут же, неподалеку от Алалу, расположилась его кодла, тоже все татуированные, нелицеприятные, вооруженные ножами. В общем, компания была еще та, симпатий не вызывающая.
— Принес, — усмехнулся Ан, вытащил склянку с ширевом, с достоинством протянул: — Держи.
Эх, попался бы ему этот Алалу в прежние времена! Да, впрочем, где?.. Всю эту черномазую сволочь и близко не подпускали к Столице. И зря. Надо было подпускать. На расстояние прямого выстрела…
— М-м-м. — Алалу не спеша открыл, с пристрастием понюхал, попробовал на язык. — Мазево. Ништяк. — Сплюнул, вытер ладонью рот, вставил на место пробку. — Чтоб я так жил, — и неожиданно в упор посмотрел на Ана: — Есть к тебе, лепила, разговор. У тебя как с памятью-то? Мозги не усохли?
— Да нет, — отозвался Ан и незаметно тронул рукоять приблуды, — пока функционируют. А в чем, собственно, вопрос?
Интуиция, эта ленивая девка, уже проснулась и тихо подсказывала ему, в чем именно.
— Похоже, ты забыл наш основной закон, — грозно оскалился Алалу, и жуть татуировок на его щеках сразу пришла в движение. — Ну да ничего, мы напомним.
