Однако ничего такого страшного не случилось: Бродов при всем своем доплыл до берега, быстренько оделся и, стуча зубами, двинулся в апартаменты — на воздухе было куда прохладнее, чем в воде. Затем был горячий душ, растирание полотенцем и вдумчивое одевание — неспешное, обстоятельное, после тщательной проверки на вшивость. Эти сволочи внедрили «насекомых» в сумку, в куртку, в обувь, в ноутбук, в белье и даже в дезодорант. Причем не только простеньких доносчиков-клопов, тупо барабанящих в эфир, что услышат, нет, еще и элитных, интеллектуальных кровей, натасканных привлекать к себе внимание
[76]
. Вот гады.
«Ладно, разберемся. Вы еще, ребята, пожалеете. Очень». Бродов наконец остановился на достигнутом и начал было думать о перекусе, как вдруг проснулся местный телефон. Звонил потомственный колдун, судя по голосу поддатый.
— Даник? Это Алик. Ты меня уважаешь? А? Что? Тогда давай к нам. Сюда. Ко мне. В номера. У нас здесь так весело. Весело. От родины вдали. Снега России, снега России, где хлебом пахнет дым. Давай двигай, я тебе говорю. Мы тебе говорим. Всем, блин, обществом говорим. Дамским.
Да, судя по визгу и по женскому заливистому хохоту, у экстрасенса было весело, веселее не придумаешь. И никаких тебе клопов, тайн мадридского двора, полуночных купаний и загадочных незнакомок. Никакого воздержания. Все просто и без мудрствований, как на собачьей свадьбе. И никто не собирается — если это действительно ты — тебя убить. Шик, блеск, красота, мы везем с собой кота. Все хорошо, прекрасная маркиза…
В общем, внял Бродов увещаниям волшебника, начал собираться. Сделал тише из чувства сострадания ящик, вытащил из холодильника, облизываясь, дареные пироги, не забыл взять — напрасно, что ли, вез? — коньяк и пошел. Через маленький, напоминающий колодец двор, утопающий в море южной зелени.
Общество у хилера, не считая его самого, было исключительно дамским: две хорошо одетые средней упитанности тетки с оценивающей игривостью в очах и гроздьями бриллиантов в ушах. Одну, пожилистее, потощей, звали Любой, вторая, плотненькая, с бюстом, откликалась на Наташу. Однако в общем и целом, невзирая на нюансы, дамы были похожи, как две капли воды. Ушлые, тертые, не объезжаемые на кривой козе, прошедшие огонь, воду, Совдепию и медные трубы. Какие-нибудь валютные феи, стодолларовые кудесницы, опутавшие в свое время чарами кого-то из скандинавских парней. Самая подходящая компашка для хилера, мага и экстрасенса.
— О, — удивились барышни, увидев Бродова. — О-го-го-го-го.
Во взгляде их читался немой вопрос — мафия? милиция? безопасность? Впрочем, какая разница.
Одно говно.
— Это мой любимый ассистент Данило, — с важностью пояснил друид. — Титан, кремень, скала. Подковы гнет, гандоны, то есть я имел в виду презервативы, рвет. Зверь. У вас, Любочка, случайно подковы не найдется?
Судя по интонации, артикуляции и телодвижениям, он уже был изрядно на рогах, однако же держался с достоинством, как это и положено для hommes de desir
[77]
, прошедших initiatio
[78]
.
— Мы что, парнокопытные, что ли? За телок держишь? — хмыкнули дамы, закурили и очень выразительно взглянули на Бродова. — А вот презеры, может, и найдем. О Данила, да вы еще и с пряниками. То есть с пирогами. Ну, класс. И кто же такое у вас печет?
— Любимая жена. Умница и красавица, — с гордостью сознался Бродов, очень натурально вздохнул и принялся четвертовать пирог. — Берите, барышни, берите, вот с рисом, вот с капустой, вот… один бог знает с чем. — Устроился с комфортом, налил стаканчик сока и с чувством, вспомнив Клару, принялся жевать. Ему было и горько и смешно — что, блин, расслабиться решил? Сбросить напряжение, рассеять стресс, мило отдохнуть душой и телом в приятном женском обществе? Ну и мудак. Да после встречи с Дорной все эти Любы и Наташи казались ему механическими, ярко раскрашенными куклами. Искусственными поделками без разума и ума. Только-то и есть что груди, ноги, бедра. А в глазах — пустота.
Потомственному колдуну все эти разговоры про жену, брачные узы и домашние пироги очень не понравились. А потому он сделал волшебный пасс, взялся за бутылку коньяку и изрек густым басом, подражая пастырю Божьему:
— Чада мои! Братья и сестры! Как напитал всех алчущих святой преподобный Иаков Железкоборский, чудом от паралича излечивающий, так и вы примите толику малую от благостей и щедрот Господних. Говорю вам истинно: вкушайте, плодитесь и размножайтесь, ибо короток век человечий. — Экстрасенс мужественно поборол икоту, качал разливать коньяк и заговорил уже током ниже, без надрыва и понтов: — Да, ребята, а ведь не за горами двенадцатый год, когда двадцать третьего декабря приключится конец света, как это следует из календаря древних майя. А уж когда он наступит, если майя не врут, то все, хана, край, амба, пишите письма мелким почерком. Да и индейцы хопи в своих резервациях толкуют примерно о том же самом
[79]
. Сядем все. Вернее, ляжем. Так что времени терять не след, надо плодиться и размножаться.
— Все это фигня, — отреагировала Лена. — Лапша лохам на уши, банальный охмуреж.
Было не ясно, что она имела в виду — то ли пророчества древних майя, то ли словоизлияния пьяного мага.
— Фигня, и еще какая, — обрадовалась Наташа. — Полное дерьмо. Мне вот цыганка нагадала, что я останусь у пирамид. Это с какой же такой стати? В гарем не собираюсь, евреев
[80]
всех извели, в море ни ногой и летаю самолетами «Аэрофлота», у которых, как известно, все посадки мягкие. Нет, нет, все эти прогнозы-пророчества для легковерных дураков. А мы на бога хоть и надеемся, зато и сами не плошаем.
— Это точно, — одобрил Бродов, с удовольствием съел пирог и, глянув на часы, начал собираться.
— Ой, надо еще супруге позвонить, как у нее там с анализами. Она ведь у меня в положении, на третьем месяце.
Данила встал, махнул всем ручкой и свинтил, провожаемый убийственным взглядом экстрасенса. Во сне он опять услышал голос Дорны, таинственный и манящий, звучащий головоломкой. Ну нет бы по-простому, по-нашему, по-русски. Не жизнь была бы — песня… Эй, девочка Надя, и чего тебе надо? Ох женщины, женщины, загадки мироздания.
