— И как скоро все это начнется? — вынырнул-таки из омута пессимизма Исимуд, судорожно вздохнул, кое-как оборвал поток унылых мыслей. — Может, все же пронесет?
— Не пронесет, — уничтожил надежду на корню Тот. — Процесс развивается лавинообразно, имеем максимум год. Если не будет провоцирующих факторов.
— Ох, — снова кинуло в тоску Исимуд а. — Значит, у меня остался год, всего лишь один год. Ох.
— Остался у нас, — резко оборвал его Ан. — Мы что, по-твоему, дешевки позорные, чтобы кентов своих бросать в бледном виде? Да и о лулу этих надо подумать. А, разлюбезнейший Тот?
Сам он в этот миг думал не о кентах, не о лулу, не о карпах Ре, нет все его мысли были о муркотах. На голубой планете они успешно прижились, качественно размножились и бойко расширяли ареал обитания. Красивые, грациозные, столь милые его сердцу звери, к которым тянет почему-то тем сильнее, чем больше узнаешь себе подобных.
— Естественно, — согласился Тот. — Мы своих друзей в беде не бросаем.
Несмотря на все грядущие катаклизмы, на душе у него было спокойно. Головной ковчег, уже практически построенный Зиусурдой, впечатлял. Исполински мощный, качественно сработанный, с самой минимальной, чуть ли не нулевой, плавучестью при полной загрузке
[255]
. Лучший корабельный кедр, густейшая смола, пушистейшая пакля, кованые гвозди. Пиллерсы, шпангоуты, палубы, двойное дно. Куда-нибудь да доплывет.
— Ну, бля, кореша, — с чувством сказал Исимуд, встал, вытер вспотевший лоб и вспомнил про выдыхающееся хренди. — И все же давайте выпьем. Не так все плохо, друзья. У нас в запасе год, целый год. Хотите верьте, хотите нет, но интуиция подсказывает мне, что у нас все будет хорошо. Ну, давайте…
Интуиция у Исимуда оказалась дешевой распоследней блядью
[256]
. Не успел он даже налить, как в дверь постучали, бешено, с напором, и сразу же заявился Мочегон:
— Утес, звездолет!.. Только что вышел из Канала. Направляется в нашу сторону. И хрена ли лососячьего ему здесь надо?
«Кумарби бы объяснил», — сразу все понял Ан, сделался на удивление спокойным и железным голосом приказал:
— Вселенский шухер, атас, подымай братву. Челноки к отлету. Орудие в готовность. Запустить программу диагностики двигателей.
Странно, но ему вдруг стало необыкновенно легко — нечего терять, он уже мертвец. Правда, еще способный двигаться, находить цель, резать по живому, рвать своим врагам глотки. Мертвец, крепко помнящий слова своего отца: «Сынок, все мы когда-нибудь, рано или поздно, сдохнем. Весь вопрос только как…»
Короткий эпилог,
в котором все еще только начинается
На фасаде дома, где разместился «Каракурт», и в самом деле сидел паук, огромный, неоновый, со жвалами и лапами. Во все стороны от него, ограничиваясь размерами здания, отходили светящиеся канаты паутины.
— Муха, муха, цокотуха, позолоченное брюхо, муха… — почему-то сразу вспомнил Бродов юниорский стишок, скупо, как-то по-детски улыбнулся, но тут же ему стало не до рифмы, потому как пожаловал Свалидор. Не в настроении. Вернее, в скверном. Пинком он открыл дверь, чертом вошел в вестибюль и с ходу, мощно, без всяких разговоров оправил в глубокий аут охранничков. Пару на редкость крепких детин при костюмах и рациях, так ничего и не понявших. Дядька в камуфляже, с дубинкой в руке, с матюгами выскочивший из гардероба, мигом затормозился, крепко загрустил и грузно перешел в горизонталь.
— Пшел на место, — с легкостью, словно перышко, отшвырнул его Свалидор к шубам, несколько подобрел и подошел к прозрачной двери бронированного стекла. — Ишь ты. — Он отступил на шаг и пнул. — Хороша-а-а-а…
Дверь и вправду была хороша, не разбилась, вылетела с коробкой. Рослый охранник, который томился за ней, мигом охренев, схватился было за пушку, но куда там, кишка тонка. Хваткие, словно стальные, пальцы взяли его самого за глотку, и голос, напоминающий рычание льва, спросил: «Где Серафим?»
Ну как тут не ответишь, ведь без кадыка-то что за жизнь?
— Молодец, далеко пойдешь, — дал ему по-свойски наркоз Свалидор, вытянул с пояса распрямившийся клинок и начал подыматься по лестнице. Она привела его к другой двери, тоже на редкость качественной, только не прозрачной, деревянной, с устрашающей надписью «Прохода нет».
— Массив, махагони, — одобрил Свалидор, оценивающе кивнул и стремительно, молниеподобно, отточенным движением рассек поющим булатом воздух. — Вещ-щ-щ-щ-щь!
Заодно он рассек дверные петли и каленый язычок замка. С грохотом вошел, недобро глянул, с грозной интонацией спросил:
— Ну, почто звал?
В кресле за столом сидел амбалистый мужик. Скуластая рожа, широкие плечи, наглый взгляд, говорящий о масле в голове. Мужик как мужик, ничего особенного. Ага, если бы его временный поток не стоял на месте.
— Я с тобой, Первый Брат, биться не буду, — мрачно буркнул он, встал и, вытащив откуда-то из-под стола меч, мастерски всадил его в столешницу. — Ты убьешь меня, потом наши убьют тебя, и этим все закончится. Оно тебе надо? Мне нет. Поговорим? По душам?
— Поговорить? С тобой? По душам? — удивился Свалидор, саркастически хмыкнул и всадил свой меч в столешницу по соседству с хозяйским. — Ладно, давай поговорим. Только вот душа-то у тебя есть?
И ответа не услышал…
Конец первой книги. Продолжение следует
