После этого я не знал, что делать дальше. Солнце заходило, надо было поискать укрытие на ночь, но закат был так прекрасен, что хотелось еще им полюбоваться. Даже на вершине торчала одна из этих невероятно высоких пальм, из-под листьев свисали два зеленых кокоса. Как дерево ухитрилось вырасти на такой высоте? Природа полна загадок. Я уселся, прислонившись спиной к гладкому стволу, подозрительно следя за двумя зелеными кокосами — не собираются ли они свалиться мне на голову. Все небо залило таким розовым золотом, и я привычно потянулся за телефоном, чтобы сфоткать, но вовремя сообразил, какая это дурацкая затея. Кому я собираюсь демонстрировать удачные снимки? Не лучше ли просто насладиться потрясающим закатом? Снимка я не сделал, но и на закат больше не смотрел: я уставился на расколотое, бессмысленное стекло.
Как часто я мечтал разбить рожу моего мучителя, гудки, щелчки и позвякивания, невинные с виду рожицы и символы которого были для меня бесконечными ударами ножа. И вот экран разбит, разбегаются во все стороны серебристые трещины, словно лучи нарядной снежинки. То, на что я так и не решился, сделало за меня крушение самолета, и я был этому рад. Телефон больше не выглядел таким умным, на заставке не красовался мой тезка, Линк из «Зельды», в зеленом костюме. Кое-как удалось разглядеть время — 18.15 — и индикатор заряда (осталось 7 %). Сети не было. Это не удивило меня: сигнал пропадал, когда я спускался в подвал книжного магазина «Блэкуэлл» в Оксфорде, что ж поражаться его отсутствию на необитаемом острове.
Вместо того чтобы любоваться закатом, я уселся на горном выступе и следил, как умирает мой телефон, и это было прекрасно. Вот он испустил последний вздох, экран почернел, на нем появилось белое изображение пустой батареи и красная линия; обычно люди в таких случаях злятся, но, как по мне, это было самое симпатичное изображение, какое доводилось видеть.
— Прощай, засранец! — сказал я вслух, поднялся и со всей дури запустил смартфон в сторону моря.
Да, глупо было выбрасывать смартфон, я же мог его снова зарядить, когда меня спасут, и заменить экран, но мне было по фиг. Без подзарядки он превратился в кусок стекла и металла, и я же не обязан потом признаваться, что телефон как-то ухитрился пережить крушение. Я даже не стал дожидаться, пока он долетит до земли. Повернулся и пошел. Теперь-то я был совсем один. Наедине с моим островом. Рано или поздно меня спасут, но я вдруг понял, что предпочел бы именно что не рано, а попозже. Денек-другой или даже несколько недель я бы охотно провел здесь, на моем острове. Последние три года были так наполнены — несчастьями, и подлыми придирками, и вечными поручениями, и шорохом и звоном эсэмэсок и имейлов, и вообще эмоциями. Мне бы не повредило немного от всего этого отдохнуть. Немного свободного пространства, пустоты, без всяких переживаний. Но моя душа решила иначе: незнакомое прежде чувство поднялось во мне, раздувая мою грудь: должно быть, это было счастье. Наконец-то, впервые за три года, счастлив. Я поскакал вниз по склону, легко и проворно, точно горный козел.
Я двинулся обратно к тому пляжу, где очнулся после крушения, — казалось разумным первую ночь провести в сколько-то знакомом месте. Я надеялся, что до прибытия спасателей еще хватит времени обследовать весь остров. Солнце садилось, все вокруг стало еще красивее, небо налилось кровью, силуэты пальм чернели на его фоне. Пора было найти укрытие для сна.
Есть и пить тоже хотелось, но не так, чтобы меня это сильно беспокоило. Я не собирался искать пищу наугад в темноте. Сейчас главное — устроиться на ночь. С утра составлю план, найду, как полагается потерпевшему крушение, все три необходимых для жизни элемента — еду, питье и настоящее убежище — и начну изготовлять нужные вещи. Все как в «Робинзоне Крузо».
Но кое-какие подсчеты на ходу я сделал: судя по тому, что я видел с вершины Монте-Кристо, два пляжа сходились под углом, образуя V-образный залив. Дальше побережье острова состояло из скал, там, где земля встречалась с морем. Я очнулся на нижней челюсти Пакмана, а теперь надумал перейти на верхнюю: с запада поднимался довольно сильный ветер, и я решил, что другой пляж лучше от него укрыт. Я шел в сторону заката, поскольку солнце садится на западе, а тот пляж как раз был к западу.
Вскоре я миновал узловатую траву на дюнах и зашагал по пыльному песку, а затем по влажной прибрежной почве. И все это время я мысленно рассуждал о том, какое наслаждение после трех лет, когда только и мечтал остаться один, шагать по девственной земле, где не ступала ничья нога. Однако, поскольку было бы глупо обустраиваться там, куда ночью мог добраться прилив, я собирался уже отойти от края прибоя и вернуться на сухое место, но тут увидел нечто, — и ноги мои подкосились, сердце болезненно сжалось.
Один-единственный отпечаток на мокром песке, размером не больше кроссовки — достаточно, чтобы сгубить мое счастье.
След чьей-то ноги.
14
Вероятность белого медведя
Я подошел ближе в свете угасающего дня, пульс грохотал у меня в ушах. Примерил свою стопу к отпечатку.
Дьявольски очевидно — след не мой. Слишком велик и в длину и в ширину. Мгновение я тешил себя мечтой о дружелюбном дикаре вроде Пятницы. Но сразу же представился другой образ — недружелюбного дикаря. Бигфута. Но и бигфут устроил бы меня больше, чем наиболее вероятное объяснение, то есть, что кто-то еще выжил при крушении.
Я поискал второй след и нашел: следы вели к небольшой группе скал, нечто вроде маленького полуострова, отходящего от моего острова. Я двинулся от второго следа к третьему, от третьего к четвертому.
Завернув за край пляжа, я столкнулся с ужасной истиной: они все выжили. Все до одного.
До той поры я не понимал выражение «сердце упало». Но мое сердце словно ухнуло вниз в скоростном лифте. Впереди я увидел небольшую группу людей, одни сидели, другие стояли. Издали они казались тенями, но за три года я научился распознавать своих мучителей даже в полутьме. Разумеется, самый высокий, торчавший среди прочих точно башня телескопа, был Лоам. При виде его я непроизвольно ощупал языком острую кромку сломанного зуба, который так и не починил. Я не вспоминал про зуб с того момента, как очнулся на острове. Теперь этот тик вернулся.
Я подошел. Ноги снова разъезжались, как у новорожденного телка. На песке сидел Иган, нянчил не слишком-то страшно выглядевшую коленку. Бедолага.
Как всегда, взгляд мой невольно обратился к Миранде Пенкрофт. Выглядела она чуть менее прекрасно, чем обычно, оно и понятно, когда хлопнешься наземь вместе с самолетом. Впервые мне пришло в голову, что ее тип красоты требует немалой работы. Но ей многое можно было бы простить за то, что она по-прежнему была в той потрясающей юбке, суперкороткой мини мышиного цвета. Юбка пережила крушение идеально, чего нельзя было сказать о ее владелице.
Ли тоже была не в форме, черные волосы с зеркальным блеском растрепались, и она сердито возилась с ними, заплетая в косу. Лоам и Иган — Траляля и Труляля в одинаковых рубашках-поло «Летний лагерь Осни — подготовка к жизни». Рядом Тюрк, в своем рэперском наряде, чуточку нелепом на таком фоне.
