Его это замечание вроде бы не обидело.
— Чел должен смотреть, где что подвернется, — сказал он. — Жила бы в моих местах, тоже имела бы при себе.
Я подавил желание напомнить, что «места» Тюрка в точности совпадали с моими — симпатичной, населенной зажиточными, образованными и благополучными людьми частью Иерихона. Не Комптон
[16] какой-нибудь. Но я перешел к следующему:
— Иган?
У Игана только и было что чернильная ручка в нагрудном кармане. Он помахал ею слегка пристыженно, словно такое имущество на фоне набора для приготовления наркотиков, что таскал при себе Тюрк, выдавало в нем ботана, и добавил свое имущество к нашей довольно странной кучке.
Лоам предъявил свой браслет для фитнеса. Снимать его с запястья он отказался, но вытянул руку, словно ребенок у рождественской елки:
— «Сюрдж». Новехонький. Эксклюзивный оттенок загара, — гордо сообщил он. — Отслеживает уровень нагрузки и частоту пульса.
— Потрясающе, Лоам, — сказал я. — Но для нас главное, чтобы время показывал. Показывает?
— Само собой.
— По Гринвичу?
— Да.
— Вот и клево. Потом к этому вернемся. Ли?
— У меня с собой скрипка, — сказала она. — Там, под деревом. Я укрыла ее листьями, на случай непогоды.
— Ты что, падала со скрипкой в руках? — изумился я.
— Нет! — Ли почему-то покраснела. — Я ее нашла. Здесь, рядом, когда проснулась. Она была с нами в салоне, а не в багаже, на соседнем со мной сиденье. Мама всегда покупает дополнительный билет, скрипка всюду ездит со мной.
Я даже не знал, что более удивительно: что для скрипки покупают билет, как для человека, или что Ли говорит о ней, как о человеке.
Ли растопырила длинные пальцы и договорила:
— Так что, когда самолет сломался, она упала рядом с тем местом, где упала я.
— Но зачем ты ее везла? Разве в лагере мы не собирались заниматься укреплением командного духа и всем прочим — «подготовкой к жизни»?
— Я никуда не езжу без нее, — отрезала Ли. — К тому же моей жизнью как раз и будет она. В сентябре у меня прослушивание в Королевском музыкальном колледже, и мама… — Она остановилась и поправила саму себя: — Я хочу упражняться каждый день. — И она указала пальцем на меня: — А у тебя что при себе?
— Ничего, — сказал я. — Был телефон, но разбился при крушении.
Я не признался, что выбросил его. Теперь этот грандиозный жест казался довольно дурацким: даже в сломанном телефоне могла бы найтись для нас какая-то польза.
— Не совсем ничего, — заметила Флора. Она потянулась к моему лицу, и я испугался, как бы не ткнула меня в глаз покрытым черным лаком ногтем, но чернолаковый ноготь лишь постучал в стекло: тук-тук. — У тебя есть очки.
Я и забыл про них. Так привык к ним, что они превратились в часть моего лица. Я пожал плечами:
— Но другим они не пригодятся, верно?
— Вероятно, — согласилась она. — Зато, по крайней мере, они остались у тебя на лице. Мне повезло меньше.
Я всмотрелся удивленно.
— Разве ты носила очки?
— Не очки, — ответила она. — Пропало кое-что, что было буквально привинчено к моему лицу.
Она постучала пальцем по носу — в старину таким жестом обозначали желание сообщить что-то по секрету.
— Сережка.
Мы все уставились на крыло ее довольно симпатичной ноздри. Действительно, у самого края осталась маленькая дырочка и вокруг кожа немного покраснела.
— То есть она выпала? — уточнил я.
— Ее нет, вот все, что я могу сказать. Просто так выпасть она не могла. Она крепится не как обычные серьги — у нее спиральная нарезка, ее ввинтили в меня, словно мини-штопор.
Пенкрофт скривила свое идеальное личико, заткнула пальцами уши и запела:
— Ла-ла-ла-ла.
Перекрывая этот шум, я задал конкретный вопрос:
— Она у тебя ценная? С бриллиантом или что?
— Нет, Ким Кардашьян, — проворчала Флора. — Бриллиантик там был крохотный. Но мне ее всего три дня назад поставили, а до того сколько родителям голову морочить пришлось. Теперь надо будет ставить новую, когда нас спасут.
— Если нас спасут, — сказала Пенкрофт, оборвав свою песню.
— Зато, — продолжала Флора, — у меня осталось кое-что полезное для нас всех.
Она помахала пустой бутылкой из-под минеральной воды. Крышка, я заметил, тоже сохранилась.
— Если б еще в ней была вода! — фыркнула Пенкрофт, явно не забывшая непочтительную шутку насчет ее юбки.
— Конечно, — кивнул я, — но мы наполним ее, когда найдем источник пресной воды.
— Я думала скорее о том, чтобы послать записку в бутылке.
— Тоже неплохая мысль, — согласился я. — Но сначала надо понять, что мы в ней напишем.
Лоам указал на огромные буквы, которые я вывел в песке.
— Почему бы не написать то же самое?
— Гениально, — сказал я. — Кто-нибудь в Японии, Новой Зеландии или что там окажется поблизости от нашего острова поймает бутылку с запиской «спасите» — и что же он будет делать?
Лоам выглядел озадаченным. Как будто я — учитель и задал ему неожиданный вопрос.
— Пошлет помощь?
— Куда? — Я раскинул руки, пытаясь охватить разом и остров, и простиравшееся до горизонта море. — Как он узнает, где мы?
Я видел: постепенно до Лоама дошло, в чем тут трудность.
— Джи-пи-эс у нас при себе не имеется, бро, — напомнил Тюрк (не то чтоб от его напоминания что-то изменилось). — Значит, мы не сумеем выяснить, где мы, так?
— Вообще-то сумеем, — сказал я. — Но этим займемся позже.
Снова я остановился вовремя и придержал информацию. Инстинкт (а я и не подозревал, что он у меня есть) начал подсказывать мне, какой силой обладает знание и в особенности умение сохранить это знание для себя.
— Лоам, насколько хватит заряда в твоем браслете?
Он глянул на квадратный циферблат.
— На три дня? — вопросительно протянул он.
— Отлично. Время есть. — Каламбур вышел случайно. — Завтра мы точно отправим сообщение. А пока сохраним бутылку.
Я вскочил и отряхнул песок с задницы.
— Возьми ее с собой, Флора. Пригодится для пресной воды.
— Куда ее взять с собой?
