Итак, днем я учился всему на свете, а по вечерам слушал «Диски необитаемого острова» или сидел в своей комнате и играл — в приставку, в Игры я не играл никогда. Физкультура в мое образование не входила. Никакие виды спорта. Даже прыжки на месте. А потом мне исполнилось тринадцать, и все в одночасье изменилось: было решено отдать меня в школу, потому что в этом возрасте английские дети выбирают себе предметы, которые пойдут в аттестат. По некоторым предметам я уже обгонял своих родителей — не в научно-естественном цикле, разумеется, но в других областях. Не то чтобы родители прижали меня поочередно к груди, восклицая: «Сын мой, ты гений! Больше мы ничему тебя научить не можем!» Но примерно это они имели в виду: мне понадобятся учителя-предметники, специалисты в разных областях. Дальше нужно учиться по программе и получить настоящее образование, а не пару часов того, пару часов сего. А самое главное, по мнению родителей, настала пора меня «социализировать». Они частенько пускали в ход свой бихевиористский жаргон: попросту это означало, что мне следует общаться с другими детьми.
— Ты у нас единственный ребенок, — объясняла мама, — и мы бы счастливы и дальше держать тебя при себе, только мы втроем и больше никого. Но тебе нужны дети твоего возраста.
К этому папа добавил слова, которые я потом не раз вспоминал:
— Нет человека, который был бы как остров.
И вот они подобрали для меня престижную частную школу (на острове, как ни смешно), где для детей оксфордских профессоров, как мои родители, предоставлялись гранты. Так и вышло, что в тринадцать лет я попал в ад на земле под названием школа Осни.
2
Спортофашист
И разумеется, одним из самых первых уроков в Осни оказались Игры. Около полудня первого своего школьного дня я очутился посреди Большого стадиона школы Осни, задница мерзла в спортивной форме: форма была отлично пошита, вот только материал тоньше бумаги, а на дворе хотя и сентябрь, но чуть ли не ноль. В жизни я так не мерз. Спортивная форма школы Осни — это голубые шорты и такая же футболка со школьным значком, его полагается носить на груди справа. Герб школы — деревце, похожее на дуб, посреди острова (три волнистые линии обозначают, как я догадался, воду). Дело в том, что школа стоит на острове Осни посреди реки. От спортивной формы была только одна польза (потому что греть она вовсе не грела): с виду я не отличался от всех остальных, и я понадеялся — если удастся затеряться в толпе одинаково одетых ребят, глядишь, и дотяну до конца урока, не выставив себя полным дураком. Я знал, что в школе Осни играют не в те игры, в которые я легко проигрывал дома, в Штатах — баскетбол там, бейсбол: тут будет целый набор новых игр, чтоб уж мне опозориться по полной. И самое ужасное: Осни — школа совместного обучения, толпа вокруг меня состояла наполовину из девочек. Очень скверно. Почему-то когда поблизости оказывались девочки, я ухитрялся осрамиться пуще обычного. Так что я трясся, прятался за чужими спинами и старался не выделяться.
Но как ни старайся — выглядел-то я не в точности, как все. Волосы были скверно подстрижены, как обычно, — мои родители не признавали парикмахеров, у меня отрастали темные волосы до плеч, но когда челка начинала лезть в глаза, я попросту подрубал свой причесон маникюрными ножницами, и, как правило, слишком коротко, чтобы отделаться на какое-то время. Вид у меня из-за этого был такой, словно меня застигли врасплох и напугали. Мама вечно твердила, какой я красивый, но это я автоматически сбрасывал со счетов: мамы запрограммированы считать своих отпрысков очаровашками. Некоторые плюсы у меня были: довольно чистая кожа для тринадцатилетнего (не слишком пестрый кротик, как видите). И новая пара очков, моя гордость и краса, триста фунтов стоили. В то утро я еще посомневался, надевать ли их на физкультуру (никто больше в очках на Игры не явился), но мне еще не выделили шкафчика, а оставлять их где попало не хотелось, я слишком ими дорожил. Родители купили эти очки, чтобы подсластить пилюлю, когда было решено, что я отправляюсь в школу. Немного великоваты для моего лица, зато оправа черная, матовая, яркие прозрачные стекла, и на одной дужке аккуратными серебряными буквами выведено «Том Форд»
[5]. Насчет школы я тогда вовсе не переживал, — я же не догадывался, что меня ждет! — но очки принял с благодарностью, потому что они и правда крутые. Я не близорук, но очки носить люблю, это — примета моего племени.
Итак, я взирал на все окружающее сквозь новые очки. Школа Осни выглядит в точности как оксфордский колледж, да это и понятно. Больше всего она похожа как раз на уменьшенную копию колледжа моих родителей, Святой Троицы. В тот момент я находился в самом средоточии школьной территории, на Большом дворе, то есть на огромном прямоугольнике зеленого газона, окруженном со всех сторон длинными приземистыми зданиями прямиком из доброй старой Англии, каждое прекрасно, каждое на свой лад, и все вместе они составляют, как здесь говорят, «Квадрат». Школа Осни — довольно дорогая дневная школа и выглядит соответственно. Мне бы сюда никак не попасть, если б школа не состояла при университете.
И вот мы ждем, трясемся, и тут на поле выходит мужик в толстовке с эмблемой Осни, в тренировочных штанах — счастливчик, ему-то не мерзнуть в шортах. Выбежал рысцой на середину газона, преувеличенно пружиня коленками, чтобы показать нам, в какой он офигенной форме. Свисток висел у него на шее, на ленточке, словно олимпийская медаль. За все время учебы в Осни я ни разу не видел, чтобы он в него подул.
Свисток был для него тем же, чем для меня очки — ненужной, но важной приметой. Мистер Ллевеллин, преподаватель физкультуры, то бишь Игр.
Здоровенный малый с редеющими песочного цвета волосами и пронзительным взглядом голубых глаз. В качестве компенсации за недостаток волос на голове он отрастил пышные песочные усы, точно сержант Второй мировой. На всех нас он смотрел так, словно мы — тараканы в его пицце. Я хотел спрятаться за чьими-то спинами, но он меня тут же высмотрел и уставился так, словно я — его трофей.
— Ага! Вижу, у нас новенький! — заговорил он, тыча в меня толстым, как сосиска, пальцем. — Шаг вперед, юноша. Как тебя зовут?
Вот тебе и укрылся от радара.
Я сделал шаг вперед, зубы щелкали.
— Я — Линкольн Селкирк.
— Я — Линкольн Селкирк, сэр! — Тренер фыркнул, усы подпрыгнули. — Странное имечко.
— Меня назвали в честь Авраама Линкольна, шестнадцатого президента Соединенных Штатов.
Мистера Ллевеллина вовсе не интересовало, в честь кого я назван и кем был Авраам Линкольн. Слишком много информации для старины Ллевеллина. Скоро я пойму, что Ллевеллина, как и почти всех в Осни, по-настоящему интересовало одно: Игры. Если бы Линкольн был знаменитым игроком в футбол — нет, простите, в ножной мяч, — тогда у меня еще был бы какой-никакой шанс.
— Ладно, нам нет дела до твоего иноземного имени, — проворчал мистер Ллевеллин. — В школе ты Селкирк, и точка.
