Стоя на коленях перед телевизором, Артур оборачивается. Он кажется раздавленным. Всякий раз Софии приходится очень сильно стараться, — а это невероятно трудно, — иначе уязвимые места сына ранят ее в самое сердце.
— Я думал, что знаю ее, — говорит он. — Мы ее знаем?
— Нет, — говорит София. — Среди наших знакомых такой нет.
Она возвращается в кабинет и ставит палец на записанное число.
Снова смотрит на цифры на экране.
Да. Хорошо.
Снова полночь.
София сосчитала удары колокола.
— Энная полночь за сегодня, — сказала она голове. Голове было все равно. Голова была так же безмолвна, как, говорят, безмолвны могилы.
София перекатила голову по одеялу и взяла ее в руки.
Она была тяжелая — такой тяжелой она еще не была.
Теперь у нее не было глаз.
Не было рта.
Что ж, возможно, это и хорошо. Будем считать, что это хорошо.
Но есть лицо, а есть безликость. И то и другое далеко не всегда однозначно хорошо. Например, как-то ноябрьским вечером (какой это год? судя по одежкам, начало 80-х) либо София сама теряет равновесие, либо довольно милый на вид паренек, которого она никогда раньше не встречала, слегка подталкивает ее в поясницу, и она падает на лестнице между этажами в жилом доме, где ее квартира расположена на втором.
За пару дней до этого происходит кое-что еще. Совершенно другой мужчина за рулем машины с открытым верхом (что само по себе странно, ведь в такую погоду обычно не опускают крышу на кабриолете) притормаживает возле нее, пока она запирает свою машину на стоянке недалеко от розничного магазина, куда собирается наведаться, и этот мужчина просит ее на минуту сесть к нему, чтобы обсудить неотложный вопрос.
Она проходит мимо, больше не взглянув на него.
Но мужчина неожиданно появляется снова и едва ползет на машине рядом с ней по пустынной улице. Теперь он уже закрылся от моросящего дождя, но пассажирское окно опущено, и мужчина кричит Софии с водительского сиденья, что хочет обсудить с ней нечто важное, вопрос жизни и смерти, и снова просит ее присесть в машину, чтобы спокойно переброситься парой слов.
Она продолжает идти, как будто его нет. Она смотрит прямо перед собой. Поворачивает и заходит в универмаг, мимо которого случайно проходила.
Она прячется за дверью, в которую только что вошла.
Стоит там возле прилавка с духами, в облаке ароматов, то и дело поглядывая на дверь и проверяя, нет ли кого-нибудь за спиной и вокруг.
Добравшись до офиса, звонит в полицию, сообщает о мужчине и называет номер его «эм-джи».
Это случилось пару дней назад. Сегодня, когда она приходит домой, дверь ее квартиры широко распахнута.
Она бы никогда не оставила входную дверь нараспашку, уходя утром.
У нее дома мужчина, которого она не знает. Она видит его в открытую дверь. Он сидит за столом в столовой. Улыбается ей и машет рукой, словно они друзья. Но они не друзья.
— Кто вы, черт возьми, такой? — говорит она из-за двери.
— С возвращением. Заходите, — говорит он.
— Вы-то как вошли? — говорит она.
Мужчина поднимает обе руки, как будто сдаваясь. Он похлопывает по стулу рядом с собой.
Она остается у раскрытой входной двери. Он снова показывает жестом на стул рядом с собой.
— Может, присядете? — говорит он. — Я отниму у вас всего пару минут. Несколько секунд, и всё. Ровно столько времени, чтобы успеть показать вам вот это.
Она проходит в столовую и становится подальше от стола, покрытого фотографиями и ксерокопиями. Кажется, на них еще живые люди, в которых стреляли и которых ранили. У одного мужчины ноги залиты кровью. Другому выстрелили туда, где когда-то было лицо.
Затем незнакомец показывает фотографию комнаты, похожей на черную пещеру. София видит на переднем плане отделенную от тела кисть руки, лежащую на полу, словно перчатка, а затем, под столом, другую фигуру, по виду напоминающую голову.
— Скажу начистоту, нам нужна ваша помощь, — говорит он. — Мы уже знаем, что вы за человек и какой вес имеете в мире. Мы сами и другие люди по всей стране, по всему миру хотели бы воспользоваться тем, что считаем вашим весьма здравым смыслом.
Он говорит ей, что надежная система отслеживания интересных личностей — один из способов избежать зверств, подобных тем, что запечатлены на фотографиях.
— Каких личностей? — говорит она. — Отслеживания кого?
Он говорит ей, что отслеживание обычно помогает поддерживать порядок.
Он намекает, что ему известно о том, что она знает: существует такая вещь, как правда, и осторожное отслеживание близких нам людей, которых можно расположить (или не расположить) где-то на довольно обширной шкале между интересной личностью и радикальным активистом, порой играет решающую роль при опровержении их участия в определенных событиях.
— Иными словами, может порой практически искупить их грехи, — говорит он.
— Искупить грехи, — говорит она.
— Очень хорошее выражение, — говорит мужчина.
— Вы же знаете, что я больше не католичка? — говорит она.
Он обезоруживающе улыбается и с теплотой кивает, словно одобряя все, что она когда-либо совершала.
Он и впрямь кажется очень милым человеком.
— Кем бы вы ни были, — говорит она, — я хочу, чтобы вы покинули мой дом сейчас же.
— Квартиру, — говорит он. — Правильное наименование этого помещения — квартира. Или апартаменты, если бы мы находились за океаном. Между прочим, она милая. Уютная.
Он сгребает фотографии и документы и достает из кармана кусок картона или бумаги. Кладет его на стол.
— На тот случай, если вам нужно будет связаться, — говорит он. — Спросите мистера Барта. И подумайте над этим. Это не займет много сил. Нам всего лишь нужно знать простые вещи. Кто, где, когда. Совершенно безобидно. Ведь в конце концов… Разгадка тайн жизни…
— В чем? — говорит она.
— Простите? — говорит она.
— В чем разгадка тайн жизни, по вашему мнению? — говорит она.
— Разгадка — в вопросе. — Незваный гость по-прежнему сидит за столом. — А вопрос звучит так: «В какой миф мы предпочитаем верить?»
— А теперь я выпровожу вас из здания, мистер Барт, — говорит она.
— Ой нет, мистер Барт — это не я, — говорит он.
— Значит, мистер Барт — это человек в «эм-джи»? — говорит она.
— Не имею ни малейшего представления, — говорит он.
— Он тоже как-то связан с вами? — говорит она.
— Затрудняюсь сказать.
Он отодвигает стул назад и встает. Она проводит его обратно через открытую дверь и вниз по лестнице на первый этаж. Когда он толкает ее или когда она кренится вперед и теряет равновесие (или то и другое вместе), лететь остается еще шесть-семь ступенек. При падении она довольно сильно разбивает себе руку.
