Так вот откуда цветы во сне.
Что бы сказал Фрейд.
Боже правый. Какой отстой — жить в эпоху, когда даже твоим снам приходится быть более постпостмодернистски-осознанными, чем ты сам.
Возможно, из этого получится хороший политический сабж для «Арта на природе». Он возьмет это на заметку.
Арт садится посреди смятого постельного белья, и ему становится интересно, какое сообщение Шарлотта пошлет миру от его лица сегодня. Рождественская весть. Как папа римский или королева. Настоящая Шарлотта. Липовый Арт.
Айрис сразу ответила на эсэмэску, что было очень приятно в присутствии пусть даже липовой Шарлотты. У Айрис это заняло всего тридцать секунд. «Уже в пути х Айр».
«Если не трудно привези еды», — написал он в ответ, потому что об этом попросила Люкс.
— И поблагодари ее, — сказала Люкс.
Вот засада. Но он поблагодарил, ведь это была хорошая мысль: «Спасибо айр».
Придурок.
Ну, он-то знает, что она не хотела ему нагрубить, вовсе нет.
Интересно, есть ли у нее пирсинг в тех местах, которые не видны под одеждой.
— А какой работой вы вообще занимаетесь на работе? — спросила она его вчера в поезде. — Как проходит ваш день?
— Я сижу за столом перед экраном, — сказал он.
Он объяснил, что некоторую часть дня бродит по интернету. Он рассказал, что и раньше этим занимался, пока кто-то не предложил платить за это, и что однажды он случайно наткнулся на какие-то фильмы с крупными планами щелей между булыжниками, снятые художником из Португалии, использовавшим в качестве саундтрека музыку, права на которую принадлежали «СА4А».
— Значит, вы просто смотрели фильмы, а потом подумали: «Интересно, а у кого права на эту музыку»? — сказала Люкс.
— Ага, — сказала Арт. — Я поискал, и оказалось, что права у «СА4А». Поэтому я написал, чтобы предупредить их, и мне предложили работу. Вот и все.
— Зачем вы это сделали? — сказала Люкс.
— Что сделал? — сказал Арт.
— Зачем вы стали искать, у кого права? — сказала Люкс.
— Просто так, — сказал Арт. — У меня была чуйка.
Он сказал ей, что визуальный художник не указал в титрах, что получил разрешение. Потому он всё проверил, а затем написал в «СА4А».
— Зачем? — спросила Люкс.
Арт пожал плечами.
— Потому что я мог это сделать — сказал он.
— Потому что мог, — сказала Люкс.
— Ну и сами фильмы, — сказал Арт. — Что-то в них меня раздражало.
— Что же вас раздражало? — спросила Люкс.
— Не знаю, — сказал Арт. — Не столько сами фильмы, сколько то, что… ну, то, что они висели. В сети. Что их предлагали посмотреть. Как будто это так важно.
— Вы позавидовали творческой изобретательности художника, — сказала Люкс.
— Нет-нет, — сказал он. — Разумеется, нет.
Он сказал это довольно высокомерно.
— Это не имело никакого отношении к зависти. В любом случае, эти фильмы почти никто даже не смотрел. У них было что-то типа сорока девяти просмотров. Скорее, дело в том, что законы, например закон об авторском праве, ведь не зря придумали.
— Ясно, — сказала Люкс. — Вы типа охранников, что бродят вокруг тех мест в Лондоне, которые с виду кажутся общественными, а на самом деле являются частной собственностью и никакой общественности не принадлежат.
— По-любому, — сказал он. — В его фильмах не было природы. Он называл их фильмами о природе. Но никакой природы в них не было.
— А, — сказала Люкс.
— Это были фильмы… типа о песке и мусоре, — сказал Арт.
— Понятно, — сказала Люкс. — Это претило вашей природе.
Арту надоело говорить об этом. Он как можно короче объяснил, что «СА4А» удалило так называемые «фильмы о природе» этого португальца из сети, отсудило у художника весьма приличную сумму, а потом, к его собственному удивлению, команда «СА4А» через своего интернет-робота предложила Арту работу, и это оказался довольно выгодный контракт.
— Я получаю премии, если нахожу для них что-нибудь полезное, — сказал он. — Это не работа на комиссионной основе. То есть иначе на эти деньги невозможно было бы прожить, само собой.
— Само собой, — сказала она.
— Природа работы такова, — сказал он, — что это все равно что искать иголку в стоге сена. То есть вся огромная мировая паутина кишит нарушениями прав. Но ты должен их отслеживать. Их не принесут тебе на блюдечке. Ты должен смотреть в оба, держать ухо востро. По-любому это не работа всей моей жизни, и я занимаюсь ею, просто чтобы выплатить ипотеку. Настоящая моя работа, которая для меня важнее всего, это писать о природе…
— О природе вашей работы? — сказала она.
— …нет, о природе вообще. Дикие места, погода, угу, все, что происходит с окружающей средой, планетой, я поднимаю при этом политические вопросы, по крайней мере, стремлюсь к этому, то есть буду стремиться, когда вернусь к работе. Вообще-то в данный момент я взял заслуженный перерыв.
Люкс кивнула и спросила, не читали ли когда-нибудь планета в любой своей форме, погода или окружающая среда его самого в сети и не угрожали ли подать на него в суд за то, что он пишет о них или использует их фрагменты в своей работе?
Сначала Арт рассмеялся, но потом понял, что она действительно ждет ответа на этот бредовый вопрос.
— Ну, я никогда не нарушаю ничьих прав, — сказал он. — Разве такое возможно? Мир не защищен авторским правом. Погода не защищена авторским правом. Цветы на изгородях, палая листва, птицы, британские бабочки, лужи, обычная мошкара. Это просто некоторые из моих недавних тем. Они не защищены авторским правом.
— Лужи, — сказала она.
— Снег, — сказал он, — я собираюсь написать о снеге. Когда он в следующий раз выпадет. Снег не защищен авторским правом. Думаю, мне ничего не угрожает.
— Можно почитать ваши сочинения? — сказала она.
— Они есть в сети, — сказал он. — Можете читать сколько угодно, когда угодно. Любой может.
Потом она спросила, не слышал ли он о том, как ученые специально оставляли на полях человеческие трупы, чтобы посмотреть, что происходит, когда мы разлагаемся в реальных погодных условиях на открытом воздухе.
— Нет, — сказал он. Он не знал. Как интересно.
Он достал свой блокнот и пометил это себе в «Арте на природе».
— Представьте себе такое же поле, — говорила она, пока он помечал, — но только усеянное использованными машинами.
— Какими машинами? — сказал он, пряча блокнот обратно в передний карман своего рюкзака.
— Старыми, — сказала она. — Всеми теми вещами, которыми люди больше не пользуются. Большими компьютерами десятилетней, нет, меньше, пятилетней давности, даже прошлогодние, то есть всеми устаревшими вещами, принтерами, которые никто больше не может присоединить, ящиками со встроенными в них экранами — всеми вещами, вышедшими из употребления.
