Хочется, чтобы снег заполнил эту комнату и покрыл в ней всё и вся.
Стать замерзшим ломким клинком, а не гнущейся былинкой.
Замерзнуть и разбиться вдребезги, а не растаять.
Вот чего ему хочется.
Но едва он подумал, что выражение «не растаять», возможно, подошло бы для «Арта на природе», происходит следующее.
В комнате становится темно. Комнату (или нос Арта) заполняет растительный запах — запах зелени, который ощущаешь, если сломать живой стебель.
Арт принюхивается. Выдыхает. Снова вдыхает.
Даже резче, сильнее с каждой секундой.
Что-то сыплется на стол — мелкий песок, щебень.
Рушится потолок?
Арт смотрит вверх.
В полуметре над их головами свободно и грозно парит в воздухе кусок камня или плиты размером с маленькую машину или большое пианино.
Арт пригибается.
Господи боже мой.
Арт смотрит на остальных.
Никто не замечает.
Арт отваживается снова посмотреть вверх.
Испод плиты такого цвета, который можно получить, если смешать черный с зеленым. Из-за своих размеров она накрывает тенью всех сидящих за столом, включая самого Арта: когда он смотрит на собственные ладони перед собой, их тыльные стороны и тыльные стороны запястий черновато-зеленые.
Его мать и тетка обе в тени. Сидящая рядом девушка тоже погружена в темную изумрудную тень, но она как ни в чем не бывало играет куском хлеба, скатывая его пальцами.
— Мы все… зеленые, — говорит Арт. — Мы зеленые, как зеленушки.
У них над головами висит деталь ландшафта. С краев осыпается каменная крошка, которая падает на стол и отскакивает от него, словно гигантская солонка приправляет комнату и всё, что в ней находится. Арт чешет голову. Когда он убирает руку с головы, под ногтями остается песок. Песок у корней волос.
Арт окунает кончик среднего пальца в бокал с вином и прижимает его к столу, чтобы собрать немного песчинок. Подносит их близко к глазам. Да, совершенно верно. Это песок. Каменная плита так близко от его головы, что если бы он протянул руку, то мог бы ее коснуться. Какая-то слюда поблескивает на шершавой кремнистой поверхности. Из трещины прямо над головой Арта торчит пучок травы, пустившей корни.
Если плита упадет, она раздавит их всех.
Но она продолжает висеть. Не падает. Слегка покачивается в воздухе. Она тяжелая. Внизу под ней зеленая тишина.
Она настоящая?
Сказать им?
Но как она может просто вот так висеть в воздухе?
— Смотрите, — говорит он. — Смотрите все.
Апрель:
среда, обеденное время, погода теплая для зимы, но прохладная для весны.
В вестибюле лондонской станции метро «Кингс-Кросс» два огромных экрана «Скай Ньюз Жеседеко Трансвижн» по обе стороны табло отправлений обещают краткий обзор сегодняшних главных новостей сразу после рекламы.
Первая сегодняшняя главная новость в 20-секундном выпуске новостей после 20-секундной рекламы состоит в том, что «на данный момент в морях и на их берегах находится на 80 % больше пластика, чем прогнозировалось», и это в три раза больше, чем предполагалось ранее.
Следующая главная новость сообщает о «нападении на членов парламента», совершенном членами парламента из той же партии, которые были с ними не согласны.
Следующая главная новость сообщает об опросе, выявившем, что граждане нашей страны «выступают против односторонней гарантии» для граждан, которые живут здесь, но изначально приехали из многих других стран, иметь возможность оставаться здесь полноправными резидентами после определенного срока.
Паника. Нападение. Вытеснение.
Конец новостного блока.
Затем на экране реклама безалкогольного напитка: изображение счастливых людей, пьющих его, а затем изображение запотевшей бутылки в лучах солнца.
Вверху на балконе стоит человек с соколом на руке — рабочей птицей, которую он гоняет по всей станции, чтобы голуби не думали, что могут залетать сюда, рыться в мусоре и устраиваться на ночлег.
Однако в стене под крышей над старыми платформами растет буддлея. Она выделяется ярко-фиолетовым пятном на фоне кирпичной кладки.
Буддлея — растение живучее.
После Второй мировой войны, когда множество городов лежали в руинах, буддлея была одним из самых распространенных растений, приживавшихся на обломках. Руины поросли ею здесь и по всей Европе.
Арт на природе.
3
— Что такое сего дня?
Это произойдет когда-нибудь в будущем. Арт сидит на диване и держит на руках маленького ребенка. Ребенок учится читать и, сидя у Арта на коленях, листает книгу, вытащенную наугад из книжного шкафа рядом с головой Арта. Это старое издание «Рождественской песни» Чарльза Диккенса.
— Что такое сего дня? — повторяет ребенок.
— Сегодня четверг, — говорит Арт.
— Нет, — говорит ребенок. — Что такое се-го дня?
— Что ты имеешь в виду? — говорит Арт.
— Вот это.
Ребенок тычет пальцем в слова на странице.
— Правильно, — говорит Арт. — Там так и написано. «Что сего дня?»
— Я знаю, что там написано, — говорит ребенок. — Но я хочу знать: что сего дня?
— Сегодня — сегодня, — говорит Арт.
— Нет, — говорит ребенок. — «Сего дня», как написано здесь, то же самое, что и «сегодня»?
— Ну, это история о прошлом, — говорит Арт, — поэтому то сегодня, о котором она рассказывает, теперь уже в прошлом. Ну и, разумеется, она о Рождестве, действие происходит во время Рождества, а сейчас у нас июнь, и значит, опять-таки это не то же самое, что и сегодня. Такое бывает в рассказах и книгах — в них разные события могут происходить одновременно.
— Ты совершенно меня не понимаешь, — говорит ребенок.
— Да? — говорит Арт.
— Я хочу знать, почему оно пишется раздельно. — говорит ребенок.
— Как раздельно?
Арт внимательнее смотрит на страницу — на слово, в которое тычет ребенок.
«Сего дня».
А.
— Это просто старое написание, — говорит Арт. — Оно не имеет никакого другого значения. Просто сегодня, в смысле в наше время, мы пишем слово «сегодня» не так, как раньше. Так оно писалось, когда была напечатана эта книга. Промежуток между словами называется «пробел».
— Но я хочу знать, что означает «сегодня»? — говорит ребенок.
— В каком смысле, что означает сегодня. — говорит Арт.
