— Иногда легче поговорить с незнакомым человеком, — сказала София.
— Избитая фраза, каких поискать, — сказала девушка.
— В жизни важно держать кое-что при себе, — сказала София. — Артур был моим личным делом, которое больше никого не касалось.
— Типа тех вещей, которые вы покупаете и продаете? — сказала девушка.
— Нет, это не бизнес, — сказала София.
— В общем, теперь я знаю что-то очень интимное о вашем сыне, — сказала девушка, — и о его отце, которого ваш сын, кажется, и сам не знает.
— Да, — сказала София.
— И что же прикажете мне с этим знанием делать? — сказала девушка. — Хотите, чтобы я ему рассказала?
— Сама не знаю, зачем вам рассказала, — сказала София. — Наверное, потому, что вы рассказали мне о травмах и семьях. Но нет, я не хочу, чтобы вы кому-нибудь рассказывали.
— Тогда я не расскажу, — сказала девушка.
— Во-первых, любовь всей моей жизни обладала прошлым, с которым я никогда не смогла бы примирить собственную семью, — сказала София. — И во-вторых, я не хотела, чтобы это прошлое досталось по наследству моему сыну.
— Но это прошлое принадлежит вашему сыну, хотите вы того или нет, — сказала девушка.
— Мой сын ничего о нем не знает, — сказала София. — Значит, он его не унаследовал.
Девушка покачала головой.
— Ошибаетесь, — сказала она.
— Это вы ошибаетесь, — сказала София. — Вы еще молоды.
— А как же любовь? — сказала девушка. — Вы от нее отреклись. От любви всей своей жизни.
— Это было легко, — сказала София. — Любовь всей моей жизни превратила мою жизнь в… в… не знаю… в двухэтажный автобус, у которого вышло из строя управление.
— Вы не могли держать ее под контролем, — сказала девушка.
— Крутишь руль в одну сторону, а машина несется в совсем другую, — сказала София.
Девушка рассмеялась.
— Вы взяли под контроль свои автобусные маршруты, — сказала девушка.
Затем девушка поставила рядом с Софией мелкую хлебную тарелку с несколькими ломтиками сыра.
— Расскажите мне лучше историю, — сказала она.
— Какую историю? — сказала София. — Больше нет никакой истории. Она закончилась. Финал.
— Нет, я имею в виду историю, которую вы хотите рассказать настоящему отцу Арта, но не можете, — сказала девушка.
— А, — сказала София. — Та история. Ну да. Она привела бы его в восторг. Такая приятная неожиданность. Но нет, я не буду, если вы не против. Это слишком личное.
Она взяла кусок хлеба и положила на него сыр.
Съела его.
Взяла еще один.
(Короче говоря, вот та история, что София хотела рассказать человеку, которого считала давно умершим, отцу своего сына, любви всей своей жизни:
«Когда художница и скульпторша XX века Барбара Хепуорт была молодой девушкой, ее семья, жившая в промышленном городе на севере Англии, каждый год уезжала на летние каникулы в прибрежную деревню в Йоркшире. Хепуорт обожала это место. Люди, пишущие о ее жизни, говорят, что на склоне лет она чувствовала себя как дома в Корнуолле, в частности, потому, что ей очень нравилось то побережье.
Она обожала находиться между морем и сушей. Обожала находиться на краю. Обожала находиться так близко к стихиям, обожала их буйство и непредсказуемость. Она и сама была вольной и волевой девушкой — явно из тех, кто сознательно отказывался махать шляпкой в воздухе, как все остальные, при объявлении об окончании Первой мировой войны, ведь любая победа в войне унавожена трупами погибших.
Она уже решила стать художницей, недвусмысленно заявила об этом родителям и в шестнадцать лет собиралась поступать в художественный колледж в Лидсе, чтобы затем поскорее уехать в Лондон. Поэтому она чувствовала себя как дома в том месте, где проводили лето многие художники: там было потрясающее освещение.
Одна из этих «летних» художниц, женщина средних лет, которая каждое лето снимала для себя целый дом, была на удивление известным и признанным живописцем, несмотря на то что родилась женщиной. Более того, она писала пейзажи и портреты и была такой знаменитой, что практически в каждой муниципальной коллекции в Великобритании есть (или была, учитывая, что многие коллекции уже распроданы) хотя бы одна из ее работ.
Звали ее Этель Уокер
[47].
Мало кто сейчас помнит, кто такая Этель Уокер, за исключением специалистов по истории искусства, да и те мало что о ней знают.
Тем не менее почти сто лет спустя коллекционер живописи из Америки, бродя по ибэю, увидел там довольно хорошую работу под названием «Портрет юной леди». Работа была не очень дорогая, и потому он купил ее.
Когда ее доставили к нему домой и он распаковал ее, это оказался очаровательный портрет девушки в голубом платье. Она казалась очень умной. Даже ее руки казались умными.
На обратной стороне было написано: «Портрет мисс Барбары Хепуорт».
Ему стало интересно, не имеет ли она случайно отношения к Хепуорт и к галерее «Хепуорт Уэйкфилд» на севере Англии
[48].
Он обратился туда и спросил, не хотят ли они посмотреть картину.
А затем подарил им ее.
Теперь она висит в «Хепуорт Уэйкфилд».
Это твоя жизнь и твое время».)
— Я приехала сюда в гости на рождественские каникулы, — говорит София.
— Я тоже, — говорит мужчина. — Вон там, фермерский дом. Вышел немного проветриться.
— Мои живут дальше по дорожке, — говорит София.
Мужчина освещает фонариком табличку на обочине.
— «Чэй Брес», — говорит мужчина.
— Мне тоже надо было проветриться, — говорит София.
— В каком смысле? — говорит мужчина.
— Без понятия, — говорит София.
— У моих хозяев есть дети, которых зовут Корнуолл и Девон, — говорит мужчина. — И уж поверьте, я сыт по горло Корнуоллом и Девоном. Вообще-то я люблю Корнуолла и Девона, очень люблю, и их родителей тоже, но у них Рождество круглый день, а мне нужно отдохнуть от того, что мы вежливо назовем «богатством рождественских традиций». Потому что мне все равно грустно. Чаплин умер, вы не слышали? А мои хозяева не такие уж большие поклонники Чаплина.
— Звезда старых немых фильмов? — говорит София.
— Вы знаете его фильмы? — говорит мужчина.
