И так случилось, что Татьяна возвращалась оттуда ночным поездом, из экономии, и именно в тот день, когда было совершено покушение на Кулигина. Поезд был проходящий, Татьяна едва успела соскочить на платформу, хорошо, что вещей при женщине почти не было. В поликлинику ездила, одним днем. От вокзала из той же экономии Пролетаева шла пешком. Жила она почти в самом центре. Проходя мимо дома Кабановых, Пролетаева с ненавистью плюнула в калитку. Здесь жил ее главный враг. А пройдя еще немного, Татьяна вдруг увидела и самого врага.
Пролетаева остолбенела, а потом сообразила, что надо бы спрятаться. Она нырнула в темноту, за куст и стала наблюдать за Кабановой. Такая богачка, ночью, пешком, да еще и чуть ли не крадется по улице! Как только Пролетаева узнала, что Марию Игнатьевну задержали по подозрению в совершении уголовного преступления, тут же побежала в полицию. И никакие деньги не смогли бы заставить Татьяну забрать свидетельские показания.
А кто ей вернет здоровье мужа и матери? Искалеченную ногу дочери кто вернет? Не говоря уже о потраченных нервах и исчезнувшем, как дым, достатке. Пролетаева ненавидела Кабаниху лютой ненавистью и готова была землю грызть, лишь бы и та прошла все круги ада.
Из всех возможных вариантов для Марии Игнатьевны Кабановой это был самый худший, вот почему у нее и пропал аппетит. Надежда была только на Дикого. И он не подвел. Дверь камеры внезапно открылась, и Мария Игнатьевна услышала:
– Кабанова, с вещами на выход.
В кабинете Краснова ее встретил сияющий адвокат.
– Обвинения, полагаю, сняты? – сухо спросила Мария Игнатьевна. За эти дни она постарела, кожа стала серой, губы высохли, вытянулись в нитку, глаза запали. Но спина осталась прямой.
– Вы будете находиться под домашним арестом, – так же сухо сказал Краснов. – И, разумеется, под подпиской о невыезде.
– То есть мне даже из дома выходить нельзя? – уточнила Кабанова.
– Так и есть.
– Что ж, и за это спасибо. Не поленился в субботу приехать.
– Спасибо надо говорить не мне. Мэр надавил на все пружины. А для меня работа прежде всего.
– Сволочь ты, Пашка, – не выдержала Кабанова. – С руки ведь ел. Сколько вас таких, предателей?
– Закон есть закон, – ледяным тоном сказал Краснов. – Времена сейчас не те, в которые вы привыкли командовать. Сейчас не деньги все решают. И я вам советую об этом подумать.
– Не тебе меня учить, – отрезала Кабанова.
– Ну, как знаете.
И Краснов размашисто подписал пропуск.
Дом встретил хозяйку мертвой тишиной.
– Глаша! – крикнула она.
Где-то далеко раздались шаги. Наконец, в холле, где Мария Игнатьевна устало снимала туфли и разминала отекшие ноги, появилась удивленная повариха.
– Ой! Мария Игнатьевна! А разве вас отпустили?!
– Где все? – не ответила ей Кабанова. Еще чего! – Охранник, водитель? И где, наконец, Глаша? Почему газон не пострижен, дорожки не подметены? Почему на полках в шкафу – пыль?
– Так ведь…
– Варя где? Невестка моя куда запропастилась?
Повариха отвела глаза.
– Так… – Мария Игнатьевна справилась, наконец, с неудобными туфлями. – Не ждали, значит…
– Катерина Сергеевна в школе, ее директор вызвал, бумаги какие-то печатать, – торопливо сказала повариха, – она еще утром ушла, часов в десять.
– В субботу, да еще летом, вызвали на работу?! Когда все на рынке, в том числе и директор школы?!
– Ваша сноха так сказала, – отвела глаза повариха. – Кто же ее будет проверять?
– Так. Понятно. А моя дочь?
– Варвара Ивановна нам не докладывается.
– К Ваньке, значит, полетела, порадовать, – горько усмехнулась Кабанова. – Что ж, сработано чисто… Ты вот что. Поесть мне приготовь, а то я на тюремных харчах отощала.
– Это я с радостью, Мария Игнатьевна! Чего изволите на обед покушать?
– Мяса хочу, да с кровью. Мне сейчас силы нужны. Стейк приготовь с печеной картошкой. Да, еще: принеси-ка мне в кабинет кофейку покрепче.
Повариха торопливо ушла на кухню, а Кабанова поднялась на второй этаж, к себе в кабинет, и долго стояла у окна, глядя на безоблачное пепельно-голубое небо. Ее настроение было отнюдь не безоблачное, напротив, в душе у Марии Игнатьевны все почернело.
Принесли кофе. Кабанова все никак не могла решиться. Ее, похоже, загнали в угол, и выход был только один: договариваться с врагами. По принципу: не можешь задушить – обними и жди. А случится удобный момент – сожми покрепче руки. И никто на тебя не подумает. С Кудряшом они не договорились, тот не собирался уступать ни пяди. Оставался лишь один вариант. И Мария Игнатьевна, стряхнув оцепенение, потянулась к мобильному телефону.
Номер Кулигина был в записной книжке еще с тех счастливых времен, когда дети Кабановой ходили в школу и с ними почти не было проблем. Старый учитель привычек своих не менял и номера телефона тоже. Мария Игнатьевна дозвонилась до Кулигина легко.
– Я вас слушаю, – сказал он с легкой заминкой. Видимо, пытался сообразить: кто звонит?
«Он ведь весь город выучил, – усмехнулась Кабанова. – Где ж ему всех нас переписать. А богатые или бедные для него все одно. Главное, дети мои в точных науках себя мало проявили. Разве что Варвара порою радовала…»
– Это Кабанова.
– Ага, – удовлетворенно сказал Кулигин. – Значит, вас все-таки выпустили.
– Уголовное дело возбуждено, – сухо напомнила Мария Игнатьевна. – И я пока главная подозреваемая. Меня посадили под домашний арест.
– И что вы хотите?
– Поговорить хочу, разве не ясно? – сказала она, раздражаясь.
– Поговорить или договориться? – спросил Кулигин.
«А он неглуп», – с неприязнью подумала Кабанова. И сказала:
– Это уж как получится. Я к вам приехать не могу, и в любое другое место тоже. Придется уж вам ко мне.
– Это возможно лишь при одном условии, – напряженно сказал Кулигин.
«Он мне еще условия ставить будет! Выделывается!» – взвилась Кабанова, но сдержалась, ответила спокойно:
– Что за условие?
– Вы расскажете мне правду о том давнем ограблении банка.
– Хорошо, – сказала она после почти минутного раздумья. Кулигин терпеливо ждал. – Вы ведь и так ее уже знаете.
– Я могу только догадываться. На основании своих математических расчетов.
– Приходите, – решительно сказала Мария Игнатьевна. – Жду.
Пока Кулигин шел к ней, Кабанова допила кофе и попыталась дозвониться до сына. Тихон, судя по всему, еще спал. Телефон он не брал. Мария Игнатьевна догадывалась, что сын ушел в запой. Выйдя из-под контроля, принялся наверстывать упущенное. А она, его мать, ничего сделать не может: подписка есть подписка. Дело только-только раскручивается, остается сидеть и ждать.
