– Зачем же вы к гадалке-то пошли? – улыбнулся вдруг Кулигин.
– Судьбу свою хотела узнать, – с вызовом ответила Кабанова. – Я знала, куда поехал этим утром муж, и знала, что именно он задумал. Мне было страшно… Мне позвонили только вечером. Милиция весь день искала моего мужа и деньги…
– Которые были у вас…
– Вот уж нет, – теперь рассмеялась Кабанова. – Ошиблись вы в своих расчетах, Лев Гаврилович. Как раз тех денег я и не видела. Когда я поняла, что муж не вернется, то вскрыла его кубышку. Денег там было много. А Степан опять меня обманул. Его хозяин выиграл выборы и вскоре предложил Дикому через какое-то время занять пост мэра, если Степан женится на его племяннице. А я подумала: хоть так. У меня появился шанс разбогатеть. Я скупила весь бизнес в Калинове, какой смогла, разумеется, с благословения нового мэра.
– Но почему Степан Прокофьевич не женился на вас? Ведь вы стали богатой вдовой.
– Власть всегда его интересовала больше, чем деньги, – усмехнулась Мария Игнатьевна. – Вспомните историю с его сводным братом. Степан посчитал, что бизнес – это ненадежно. А вот стать государственным человеком, пойти в политику, – за этим будущее.
– Не так уж и глупо.
– Это совсем не глупо, – сердито сказала Кабанова. – Хоть он и врет мне, что сто раз пожалел. А я делаю вид, что верю. Нет, не пожалел. Любовь любовью, а деньги деньгами. Тут приоритеты разные у женщин и у мужчин. Нам, бабам, главное, был бы милый рядом. А мужчины знают, что деньгами и любовь привяжут навеки. Сначала достаток, а потом уж все остальное.
– Выходит, в тот день, когда ограбили инкассаторскую машину, Дикой был в городе?
Мария Игнатьевна молчала.
– Я вам даю честное учительское слово, что у меня нет при себе диктофона, – мягко сказал Кулигин. – Я просто хочу разобраться.
– Да, он был здесь. Но об этом знали лишь его родители да я.
– Анфиса Михайловна – кремень. И вы кремень. Так что можно сказать, никто не знает. Со Степаном Прокофьевичем вы когда-нибудь это обсуждали?
– Намеками. Прямо никогда не говорили. Сначала прослушки опасались, а со временем забылось. Другие проблемы появились, не менее важные.
– Пролетаева не врет? Она точно вас видела той ночью на улице, когда в меня стреляли? – строго спросил Кулигин. – Или это женская месть?
– Нет, это правда. Татьяна меня видела. Но это было около полуночи, а не в два, как она говорит! Послушать Таньку, так она полтора часа в кустах просидела! Но это же чушь! В два я уже была дома и крепко спала!
– Вы Дикого провожали?
Кабанова молча кивнула.
– Но ведь он мог вернуться, прихватив оружие. Тот самый пистолет.
– Возможно.
– А как тогда пистолет оказался у вас дома? – требовательно спросил Кулигин.
– Понятия не имею! Может, Борис принес?
– Борис?
– Они ведь с Варей теперь жених и невеста, – усмехнулась Мария Игнатьевна, – и я разрешила ему бывать у нас в доме. Борис, Варя… Кто-то из них.
– Но зачем? Ах да… Кудряшу надо, выражаясь современным языком, свалить Дикого… Но откуда Кудряш узнал? Ах да… Варя возвращалась с ночной прогулки и видела, кто в меня стрелял. Возможно, что и Стасов тоже. Интересно, – Кулигин довольно потер руки. – Ох, как интересно…
– Ничего интересного здесь нет, – сухо сказала Мария Игнатьевна. – Надеюсь, вы понимаете, кто наш главный враг. Поэтому я предлагаю договориться.
– И что вы мне хотите предложить? – с любопытством спросил Кулигин.
– Я не могу вернуть деньги. Господи, кому? Зинке Косой? А то у нее мало! Бывшим владельцам бизнеса, который теперь принадлежит мне? Прошло почти двадцать лет, срок давности давно истек. Да и заявление никто тогда не написал. В любом случае, это дело прошлое. Что касается ограбления инкассаторской машины, то я здесь ни при чем и денег тех в глаза не видела. Допустим даже, что вас выберут мэром. Вам же надо будет с кем-то работать. Вы не хозяйственник. В делах ничего не смыслите, вас любой обманет. Я дам вам денег на избирательную кампанию…
– Мария Игнатьевна! А как же он?!
– Степан? Он все равно не удержится. Сколько он уже у власти? Народ его ненавидит, да и в верхах подвижки идут. Губернатора скоро снимут. Это не слухи. Мое условие: вы не станете копать дальше. Степан отходит от дел. Даже уезжает из Калинова, если вы на этом настаиваете.
– А вы?
– Я остаюсь.
– Почему вы думаете, что я соглашусь?
– Потому что вы прекрасно знаете, кто такой Кудряш. Если вы сейчас свалите Степана Дикого, то вы, таким образом, расчистите дорогу Кудряшу. Который этого и добивается. Уверена – пистолет его рук дело. Его, скорее всего, действительно нашли случайно. Только не Варя, а Борис. Возможно, пистолет валялся в кустах. Степа тот еще конспиратор. Слон в посудной лавке.
– Я должен подумать.
– Думайте.
…Когда Кулигин ушел, Мария Игнатьевна достала бутылку коньяка. Вот теперь можно выпить. Главное – выиграть время. Остановить Кулигина. Думает – значит молчит. День, два, три… А за три дня многое может измениться…
…Первой вернулась домой Катерина. Кабанова услышала, как открылась входная дверь, а потом, к своему огромному удивлению, звонкий женский голос.
«Господи! Да она поет!!! – оторопела Мария Игнатьевна. – Свекровь в тюрьме, муж в запое, а Катерина Сергеевна песни распевает! Видать, от счастья…»
И она потихоньку вышла из кабинета. Со снохой они столкнулись на лестнице. Катерина охнула и отступила, схватившись за перила. Побледнела так, что казалось, сейчас в обморок упадет.
– Не помешала? – ехидно спросила Кабанова. – Ты, я вижу, берешь уроки вокала, пока муж в отъезде?
– Я… Я на работе была, – краснея, залепетала Катерина. – Меня директор вызвал…
На работе она была вчера, да и то недолго. Заскочила с утра, написать заявление на отпуск.
– А что будет, если я ему позвоню? – строго спросил Мария Игнатьевна.
– Да звоните! Я не должна перед вами отчитываться! – осмелела Катерина.
– А в коробке у тебя, как я понимаю, характеристики выпускников и аттестаты? – Кабанова кивнула на обувную коробку, которую сноха держала в руке.
– Я… я… это босоножки…
В торговом центре она встретилась с Борисом, для того и ездила. Они договорились об очередном свидании и вместе позавтракали. Катерина была так счастлива. Потому и пела. Это сердце ее пело. Да так, что она потеряла всякую осторожность. И вот теперь приходилось врать. Свекровь пронзила ее взглядом и усмехнулась:
– Вижу, что босоножки. Дорогие, небось.
– Но… но… но… – от волнения Катерина начала заикаться. Врать она не привыкла и совсем не умела.
