– Иди к себе, – сурово сказала свекровь. – Помаду губную сотри. И мини-юбку сними. Выглядишь как шлюха.
– А почему вы командуете?!
– Потому что ты моя сноха!
– Я за вас не держусь! И за вашего сына тоже!
– Вот она, благодарность! А овечкой прикидывалась! Выходит, тебе деньги были нужны! А как меня под арест посадили, так и выгода твоя кончилась! Хороша!
– Не надо мне ваших денег!
– А босоножки твои на какие куплены? – Кабанова кивнула на коробку. – На твою секретарскую зарплату?
– Да!
– Дай-ка глянуть… Не дешевка, небось, дешевку ты не носишь. Ба! Итальянские! Это кому ж ты так понравиться хочешь? Дай угадаю…
Катерина попятилась вниз. Ее рука судорожно цеплялась за перила, пальцы побелели. Выручила ее Варя, которая вошла в дом.
– Эй! Есть тут кто? Почему ворота нараспашку?
– А вот и блудная дочь. – Кабанова стала наступать на сноху, тесня ее вниз, на первый этаж. Катерина молча пятилась.
– Мама? – растерялась Варя.
– Да, это мама. Вижу: не рады. Ишь, как разоделись, пока меня не было! Волю почувствовали! Только рано ты, моя милая, любовника своего обнадежила, – напевно сказала Мария Игнатьевна дочери. – Все еще только начинается, милая.
– Но ведь ты теперь под домашним арестом?
– Ты тоже. И ты, – Кабанова резко повернулась к снохе.
Катерина с Варей переглянулись.
– За эти дни многое изменилось, мама, – насмешливо сказала Варя. – Я вот могу выйти из дома, а ты нет. И вообще я скоро выхожу замуж.
– Но пока ты живешь в моем доме!
– Мне здесь все опостылело, – с ненавистью сказала Варя. – Когда я, наконец, выйду отсюда с чемоданом, это будет самый счастливый день в моей жизни!
– Обед-то подавать, хозяйка? – выглянула из кухни повариха.
Только тут все почувствовали запах жареного мяса и лука. На кухне что-то аппетитно скворчало. Кабанова устало кивнула:
– Подавай.
– Я сейчас в гостиной накрою.
– Не надо. На кухне поем…
…– Принесла ее нелегкая! – в сердцах сказала Варя.
– Что делать будем? – уныло спросила Катерина.
– Стасову звони.
– Мы договорились вечером встретиться.
– Встретитесь позже.
– Как ты не понимаешь…
– Это ты не понимаешь! – оборвала невестку Варя. – У тебя одна любовь на уме! Если мать выкрутится – нам с тобой крышка. Жизни нам здесь не будет, это уж точно.
– Я могу уехать с Борисом, а ты убежать с Кудряшом. – Катерина достала из кармана телефон, собираясь звонить Борису.
Варя с грустью посмотрела на невестку. Спросила:
– А ты уверена, что мы им нужны?
– Но ведь они нас любят! – жалобно сказала Катерина.
– Это мы их любим. Но любовь, Катя, вещь такая хрупкая. Она как фарфоровая чашка, такая красивая, но если в нее постоянно лить кипяток, то может образоваться трещина. И в любой момент чашка может лопнуть, и тогда кипяток обварит тебе душу. Бывает, что это смертельно.
– Но неужели Тиша не даст мне развод?
– Он-то даст, – вздохнула Варя. – Вопрос, что ты делать будешь со своей свободой?
…Глаша вернулась к вечеру. Увидев хозяйку, разрыдалась.
– Мария Игнатьевна… как же я рада-то, господи!
– Где ты была? – сурово спросила Кабанова.
– Да к родителям ездила. Деньги у меня там.
– Деньги?
– Вы ведь мне много платили. Комнатку выделили, питанием обеспечивали. Вот я и откладывала на черный день. Банкам-то я не верю, ну их. В чулке, оно надежнее. Да в долларах, как вы меня учили.
– Уехать решила? – усмехнулась Кабанова. – И куда? Неужели в Москву?
– Чего я там забыла? Я подумала: может, на адвоката надо?
– Ты хотела предложить мне деньги?!
– Уж не побрезгуйте, – хлюпнула носом Глаша. – Если надо пойти куда, вы скажите. И в Москву я готова съездить. Если надо. Похлопотать.
– Да-а… Родная дочь продала, а ведь мы их рожаем, чтобы было кому в старости стакан воды подать. А бывает, что чужие руки роднее и надежнее, чем руки твоих детей. Где я сделала ошибку? – горько спросила Кабанова. – Ведь я и к тебе была строга. Поблажек не делала, работать заставляла. Вопрос в благодарности. Чем меньше у человека есть, тем он отзывчивее к чужим бедам. Малым делиться проще, чем большим. Хотя, казалось бы, должно быть наоборот. У Вари с детства было все самое лучшее. А ей все мало.
– Она, Варька-то, врет вам, – хлюпнула носом Глаша. – Никогда она с Борисом не встречалась. Вместе они через калитку-то выходят.
– Что ты такое говоришь?!
– Сноха ваша загуляла. Видели их…
Мария Игнатьевна без сил опустилась на стул…
…Лев Гаврилович Кулигин шел по улице, размахивая авоськой. Пожалуй, допотопная авоська эта осталась в Калинове у него одного. Но Кулигин был неприхотлив в быту и вещи покупал крайне редко. Авоська служила ему еще с тех советских времен, когда в ней так сподручно было носить с колхозного рынка арбузы. Арбузы Кулигин любил и к авоське поэтому испытывал самые нежные чувства. Лев Гаврилович не носил в ней ничего такого, чего ему надо было бы стыдиться. Продукты покупал самые простые: хлеб, молоко, недорогую вареную колбасу. Иногда мог побаловать себя шоколадными конфетами и даже баночкой красной икры к празднику. Но и икру он нес гордо, никого не стесняясь, потому что честно на нее заработал.
Но сегодня Кулигин шел в самый дорогой в городе магазин не за икрой. Дежурившие у дома ученики сообщили Льву Гавриловичу, что интересующая его особа недавно проехала в маркет. Разумеется, в самый дорогой.
Лев Гаврилович подождал, пока она выйдет из магазина. Все это время он стоял у машины и разговаривал с Сашей, водителем.
– Так нам с чего начинать-то, Лев Гаврилович? – допытывался Саша.
– Пусть дочка твоя сначала читать-писать научится, – улыбнулся Кулигин. – Мала она еще для моей математики.
– Так чем раньше, тем лучше! Я хочу, чтобы она в институте выучилась да работу себе чистую нашла. Не как я всю жизнь, в шестерках. Платят мне, конечно, хорошо…
– Погоди, – Кулигин тронул его за руку. И другой рукой приподнял шляпу: – Здравствуйте, Софья Павловна!
– Лев Гаврилович! – обрадовалась мэрша. – Как хорошо, что я вас встретила! Давно хотела с вами поговорить. О Верочке моей. Ей ведь в следующем году в университет поступать.
– Я буду с ней заниматься дополнительно. Но на общих основаниях, вы уж меня извините. Способности у Веры есть, но я бы посоветовал ей не замахиваться на технический вуз. Не потянет.
