– То, как мы прыгали с воздушного шара!
– С воздушного шара?!
– Да, наши… друзья только что вернулись из спецшколы под Манчестером, где, если погода не позволяет, людей учат прыгать с парашютом не с самолёта, а с воздушного шара
[315].
– Ох уж эта наша английская погода! Ну, расскажите, что вам дадут с собой, когда прыжок будет настоящий?
– О, много чего, господин премьер-министр. Во-первых, шлемы, наколенники и налокотники
[316].
– А оружие?
– «Музер» или «кольт».
– Автоматические?
– Да.
– С дополнительным боезапасом?
– Конечно! Ещё ножи, компасы, аптечка, мясные консервы, концентрированный шоколад, по полной фляжке спиртного
[317].
– Джентльмены, да вы, похоже, куда-то далеко собрались?
– Нет, в бельгийские Арденны.
Оправдание
Да, мы вновь пошли на небольшой литературный эксперимент, но в данном случае, как говорится, деваться некуда. То, что «Кузнецов» и «Кубицкий» стали единственными участниками операции «Ледоруб» (и вообще единственными советскими агентами), с которыми (с осознанием того) встречался кто-либо из британских премьер-министров, – запротоколированный факт
[318]. Но о чём и как они говорили? Приходится домысливать: никакого протокола не велось. Впрочем, обратите внимание на сноски в предыдущем диалоге: мы вновь внесли в него то, что достоверно известно из других документов; разве только, литературы ради, пассажи про “X” и “Y” мы внесли в диалог образца 1941 года из британских документов за 1943-й.
Действительно, как это ни печально, никаких записей беседы Черчилля с «Кузнецовым» и «Кубицким» не сохранилось. Почему мы упорно ставим их фамилии в кавычки? Да потому, что если про ту встречу и есть какие-то воспоминания, то те, что сопровождавший их Даглас Доддс-Паркер из SOE поделится потом тем соображением, что, по его мнению, «Кубицкий» был немцем по происхождению
[319].
Наша проблема заключается в том, что обратившись и в РГАСПИ, и в СВР, на фамилию «Кубицкий» мы ничего не нашли – хотя вроде буквально в предыдущей главе столько всего нового выдали по Шифре Липшиц. В своё оправдание скажем, что в предисловии к «Красной паутине» бывший директор РГАСПИ Кирилл Андерсон писал следующее: «Открытие архива Коминтерна, состоявшееся в 1991 году после изменения политического режима в России, поначалу обнадёжило многих. Казалось, все тайны этой организации отныне будут как на ладони. Но, как выяснилось, архив Коминтерна подобен гигантскому лабиринту, призванному, скорее, уводить от истины, нежели указывать к ней путь»
[320]. Может, в этих лабиринтах есть что-то и на «Кубицкого»?
И всё-таки и по поводу первых агентов-мужчин, прибывших в Соединённое Королевство из Советского Союза по схеме «Ледоруб», и у нас есть что рассказать нового.
«Мишка Брестский»
Повторим: наш метод состоял в том, что в РГАСПИ мы запросили личные дела по всей совокупности: и по выявленным на Западе уже после войны истинным именам посланцев Москвы, и по русским именам из их советских паспортов.
Открытие номер один: «Пётр Кузнецов» из архива Коминтерна оказался не русским, а… западнобелорусским. Родился в деревне Хорево Пружанского уезда
[321].
«Петр Кузнецов» – «Мишка Брестский» из РГАСПИ и «Пётр Кузнецов» из TNA
Для справки. Сейчас Пружаны – административный центр Пружанского района Брестской области Республики Беларусь. В Российской империи уезд относился то к Слонимской губернии, то к Литовской, то к Гродненской, но как таковой был образован в 1795 г. на территории, отошедшей к России в результате третьего раздела Польши. По более чем объяснимым причинам в Польше этот раздел (как и все остальные) – тема до сих пор крайне болезненная. Тем более, что стоило Российской империи распасться, как в 1920 г. Пружанский уезд вновь отошёл к Речи Посполитой, но по результатам «пакта» 1939 г. вновь перешёл под власть Москвы.
Что было на этих землях между двумя мировыми войнами? Не будем здесь вдаваться в вечно хитрую статистику, кого на тех землях было больше: поляков или белорусов, католиков или православных. Для нас важнее, что была там, в частности, своя компартия: не всей Польши, а Западной Белоруссии. Партия была глубоко законспирированной и обладала подпольщиками такого разлива, что и клички у них были скорее не партийными, а бандитскими. Например, «Мишка Брестский». Именно такая кличка была у «нашего» с вами «Петра Кузнецова», чьё имя при рождении было Новик Михаил Михайлович
[322]. Видите? Один слой конспирации на другом!
[323]
Тонкий политический момент: компартия Западной Белоруссии считалась, тем не менее, автономным подразделением компартии Польши. А и про эту компартию, и про всю Польшу читаем: «Сталин, готовивший сближение с нацистской Германией, твердо знал, что коммунисты Польши никогда не согласятся с этим противоестественным пактом, ибо он мог быть осуществлён только ценой ликвидации их страны. Тогда же были распущены западноукраинская и западнобелорусская партии»
[324].
Итак, что мы имеем к моменту отправки в Британию советского разведчика – участника операции «Ледоруб»? 1938 год – роспуск компартий Польши и Западной Белоруссии. 1939 год – «пакт». 1941 год – нападение Германии на СССР и отправка в Британию первой группы агентов-участников схемы «Ледоруб», среди которых обнаруживается «Пётр Кузнецов», которого даже принимает Черчилль.
В принципе, «Пётр Кузнецов» – стандартные русские имя и фамилия. Английский эквивалент-перевод – Peter Smith, что тоже звучит приземлённо-приземлённо. Но, похоже, в Москве посчитали возможным, с одной стороны, дать этому агенту самое что ни на есть распространённое, простецкое имя, но с другой стороны, если бы кто-то решил «копнуть» происхождение такого имени по линии Коминтерна (а не в нём самом, так в западных компартиях, конечно же, были «кроты»), создавалось двойное и даже тройное дно. А именно: отправленный в Британию мужчина 1901 года рождения получает имя активиста распущенной компартии Западной Белоруссии очень близкого 1900 года рождения: Михаила Новика, «Мишки Брестского», «Петра Кузнецова». А он настоящий, в свою очередь, успел исчезнуть по причине «аморалки»: несмотря на его вроде такое открытое лицо на фотографии, ещё в его личном деле в архиве Коминтерна находим намёки на какой-то аборт у какой-то его прислуги, с которой он сожительствовал, после чего его судят
[325] и он, собственно, «исчезает с радара». Зато у того, кто получает его имя, есть возможность оправдать странноватый для русского человека акцент. Разве мы не знаем, как и современные белорусы, обладая вполне себе русскими именами и фамилиями, тем не менее, произносят многие звуки ну очень по-своему?
