Продолжать?!
Судя по всему, само Провидение были против этого полёта…
В 21:50 в субботу 27 декабря 1941 г. борт всё-таки взлетел. Но когда, оставив позади Ла-Манш, он достиг тех самых бельгийских Арденн, там стоял такой туман, что миссию пришлось прервать. А при приземлении в Англию самолёт рухнул на полосу с высоты в 50 футов. Погибли и многие из экипажа (по разным данным, в то ночь лишились жизни сержант Риммер, сержант Гордон, капрал Пикеринг
[331]), но также советский агент «Кубицкий»
[332].
Кстати, вы сопоставили дату этой операции с тем, о чём говорилось в предыдущей главе? Ещё раз: попытка осуществить операцию «Ледоруб-II» была предпринята 27 декабря 1941 г. А Шифру Липщиц (операция «Ледоруб-I») высадили в Бретани только 10 января, то есть уже на следующий год. Строго говоря, операция «Ледоруб» под римской цифрой два – в действительности первая «проба пера». И сразу же – такой ужас…
Одно было относительно хорошо. Брюн-«Кузнецов» – выжил. Но вердикт врачей был неумолим: сломано столько костей, что встанет на ноги он только месяца через три
[333].
Сослагательное наклонение
…Как известно, история не терпит сослагательного наклонения: «Что бы было, если бы произошло то-то и то-то?» И всё-таки мы точно можем сказать, что, опубликуй мы это в Москве эдак в годах 1960-х, то разразился бы грандиозный скандал. И не с британцами, а с друзьями из Германской Демократической Республики.
Дело в том, что к тому времени Брюно Кюн в Восточной Германии – всем канонический герой-антифашист, который, согласно канону, отшлифованному его власть имущей сестрой Шарлоттой, в середине 1930-х отвоевал в Испании (правда), осенью 1941 г. пошёл на фронт, чтобы защищать свою новую родину (тоже правда: он отказался от своего германского гражданства, перейдя в советское
[334]) и погиб в рядах белорусских партизан. В память о нём в ГДР назвали школу, пионерский лагерь и воинскую часть Национальной народной армии, о нем вышла книга…
А он, оказывается, был ни в какой не в Белоруссии, а в Англии и, выжив в авиакатастрофе, теперь готовился к высадке в Нидерландах. Именно эту операцию назовут «Сотерн» в честь белого вина.
Вновь немец
Настоящий кладезь информации – хранящаяся в TNA подборка HS 4/341. Только первое, что мы в ней обнаруживаем, – поддельные документы, приготовленные в SOE для высадки «Кузнецова» ни в какой не в Голландии, а в родной для него Германии.
Обо всём по порядку.
После авиакатастрофы 27 декабря 1941 г. «Кузнецова» перевезли из поместили в больницу городка Или, где он пробыл до 11 февраля. То есть лечение потребовалось действительно серьёзное. Лежал он там под новым именем. Точнее, сразу под несколькими именами.
Его миграционную карту британцы задним числом переделали на «Ивана Робертса», якобы прибывшего в Соединённое Королевство 14 октября предыдущего года. Для передвижений по Британии он был сделан нейтралом-швейцарцем «инженером Робером Жозефом»
[335]. Наконец, сотрудники госпиталя знали его только как «мистического «пациента Х». Ещё точнее: он всё-таки признался кому-то из медицинского персонала, что он из Советского Союза, по причине чего по госпиталю поползли слухи о «шпионе». В итоге перед его выпиской госпитальному начальству было приказано «считать это дело таким, как будто его никогда не было»
[336].
После выписки – не до конца понятная пауза в несколько месяцев, когда на определённом этапе Чичаев сориентировал SOE на предмет того, что теперь «Кузнецова» надо будет парашютировать в Германию.
Британцы к подготовке этой миссии отнеслись со всей серьёзностью. Для «Кузнецова» была разработана «легенда», которая в том числе объясняла имевшиеся у него после авиакатастрофы ранения: как будто он их получил в ходе авианалёта союзников в Кёльн, где он якобы работал на фабрике «Фелтен унд Гиллауме». На этой фабрике британцы «определили» советского агента в высококвалифицированные мастера, что, в свою очередь, объясняло, почему его не призвали в вермахт. В SOE также подготовили для Кюна справку, в которой описывались улицы, окружавшие эту фабрику, с подробным раскладом того, какие улицы в том районе Кёльна пострадали, а какие нет после союзных бомбардировок
[337].
Именно с того времени в его делах в TNA и, как оказалось в СВР, до сих пор хранится поддельное германское удостоверение личности.
На этот документ со свастикой есть два взгляда. Донал О’Салливан считает его чуть ли не шедевром в области искусства подделок
[338]. Британский соавтор этой книги обращает внимание на имеющиеся на документе стрелочки, явно проставленные теми, кто подверг его ревизии. То есть, похоже, как-то неверно были выполнены подписи. Но один недостаток этого документа очевиден всем. Он был выписан на настоящее имя «Кузнецова». И пусть британцы тогда не догадывались, что на самом деле он – Брюно Кун. Зато с начала 1930-х гг. это имя было в базе данных гестапо.
С чем была связана такая легкомысленность? Одна из не версий даже, а очевидных причин: находившееся в Москве руководство компартии Германии весьма преувеличивало уровень антинацистского коммунистического сопротивления и очень недооценивало ресурс нацистских властей. Глядя на немцев со стороны, это, конечно, кажется тем более странным: ведь во все времена немцы-нацисты, немцы-коммунисты, немцы-демократы, да вообще все немцы отличались и отличаются от остальных европейцев своей педантичностью, въедливостью, дисциплинированностью. Но уж как-то довоенные немцы-коммунисты не поняли, что на самом деле изменилось в их стране. Не это ли привело к тому, что на начальном этапе Великой Отечественной войны советские солдаты норовили высовываться из окопов и кричать наступавшим немцам нечто из серии: «Камарад! Мы же с тобой оба рабочие!» и т. п. А те – стреляли. Потом, когда в советский плен стали уже массово попадать солдаты и офицеры вермахта (и их стали массово допрашивать в том числе об истинном состоянии дел в Германии) – взгляды на реалии изменились. Но в 1941–1942 гг. заблуждения были ещё сильны. И факт есть факт: в Москве были готовы отправить Бруно Кюна в Германию под своим настоящим именем.
