Тов. Белову
30 апреля [1939 года] прибыли в Ленинград возвращающиеся из Испании бывшие добровольцы МРАЦ Лоренц, МИЛЛЕР Гуго и БЕРГЕР Франц… в составе группы в 158 человек, из них 128 испанских товарищей.
Группа, отправлявшаяся из Гавра, имела назначение не в Ленинград, а в Москву, где путешествие можно было считать законченным. На этом основании, а также по согласованию с местным руководством органами Ленинграда всем товарищам-интернационалистам было запрещено самостоятельно уходить в город и потребовано с них соблюдение полной дисциплины в общей группе во время около 40-часового пребывания в Ленинграде.
Дисциплину нарушили лишь упомянутые трое – они уходили в город, будучи каждый в отдельности предупреждены, что не имеют на это права.
При этом особо недостойно себя вел больше всех МЮЛЛЕР. 1 мая он заявил, что после обеда уйдет гулять, что это «его последнее слово» и что «могут с ним делать что угодно». Вечером того же дня на предложение посетить испанский детдом /дети были вне себя от радости увидеть и интерновцев среди испанских товарищей/ он заявил, что у него есть свои дети и нечего ему смотреть на чужих, после чего ушел самостоятельно в город…
Сообщаю Вам об этом, потому что считаю, что таких «героев» надо учить партийной дисциплине и карать за ее нарушение.
К. Лукьянов
Москва, 4 мая 1939
[704]
Естественно, принимавшая советских агентов в Британии SOE и знать не знала о таких перипетиях в биографиях советских агентов, которым после того, как они отвоевали в Испании, как малым детям запрещали одним выходить на прогулки в город Ленинград. Как мы знаем, для британских спецслужб сотрудничество с НКВД было «обнимкой с дьяволом». Но на самом деле британцы, конечно, и предполагать не могли, какой ценой внешней разведке НКВД стоило переубедить внутреннюю службу НКВД в том, что привлекаемые иностранцы заслуживают, заслуживают доверия…
Бесконечные переносы
8 февраля 1942 г. с судна «Аркос» в шотландском Лох-Ю на британскую землю сошли не только французская троица (в которую входила в том числе Франсин Фромон), но и пара австрийцев. Их родина тогда оказалась включённой в Рейх. Как бы то ни было, то, что вынесено в эпиграф этой главы (про просьбу начальника разведки НКВД Фитина к генсеку Коминтерна Димитрову предоставить кандидатов на отправку в Германию), – вполне и про них, про этих австрийцев.
Британским властям и эти люди предъявили паспорта граждан СССР на имена «Пётр Старицкий» и «Всеволод Трусевич»
[705].
В Лондоне они были уже 12 февраля. Там их разместили в отеле «Родезия Корт», где с ними переговорили Чичаев и другие сотрудники миссии связи НКВД. После этого ответственный за них в SOE капрал Спенсер отвёз их на парашютные курсы под Манчестером. Там за них отвечал майор Эдвардс, который в своём отчёте отметил, что эти парни уже явно прошли подготовку у себя в стране и им нужно было всего лишь «освежить» уже имевшиеся навыки: прыжки с парашютом они совершали как нечто вполне для них привычное
[706].
В отношении того, куда они после этого вернулись в Лондон, у российского и британского соавтора обнаружились вопросы… друг к другу. Дело в том, что, обладая всей совокупностью материалов из расположенных в Лондоне TNA, но физически готовя свои предыдущие книги в Бедфордшире, британский соавтор не нашел ничего странного в описании того, что Чичаев был недоволен, когда группу «Виски» расселили в Лондоне по адресу 40, Порчерстер-Корт: мол, это там же, где располагалась «часть чешской разведки и всякие поляки»
[707].
По иронии судьбы, российский соавтор в 1995–1999 гг. жил как раз в том районе Лондона, о котором идёт речь, и такого адреса никак не мог визуализировать. Совершив при написании этой книги ностальгическую поездку по местам своей лондонской молодости, российский соавтор не обнаружил номера 40 ни в здании Порчестер-Корт, ни по улице Порчерстер-Гарденз, на которой располагается этот жилой комплекс. Правда, этот довольно заштатный квартирный блок – явно послевоенной постройки. Возможно, в годы Второй мировой на его месте располагался другой объект недвижимости. А возможно, в документы SOE в TNA вкралась ошибка, а на самом деле имелся в виду очень симпатичный и ухоженный особнячок под номером 40 на соседней улице Портчестер-Террас. Будем считать, что группу «Виски» изначально хотели разместить именно там.
…Целых два месяца ушло на то, чтобы изготовить для группы «Виски» необходимые документы. Насколько можно понять, речь шла и о марках и письмах, присланных из НКВД, и о том, что приготовили в СИС: германских имперских пропусках, железнодорожных проездных и конкретно австрийских карточках на продовольственные пайки. В дополнение к обычному оружию члены группы «Виски» были снабжены четырьмя гранатами Миллса и дополнительным револьвером. НКВД выдал им £125 и швейцарские франки, которые, кажется, во все времена представляют из себя валюту, одинаково желанную во всех частях Европы: оккупированной или нет, входящей в еврозону или раздумывающей о своей принадлежности к общеевропейскому проекту. Радиопередатчик был из России.
Проблемы возникли с дальнейшей организацией. Забегая вперёд, заметим, что, как писали друг другу англичане, в определённый момент «ярость русских стала уже неконтролируемой»
[708]. В чём же было дело?
Во-первых, есть не до конца понятная нам история. Вскоре после приезда в Британию «Старицкий» (Мрац) выразил крайнее неудовольствие тем документом, с которым на руках ему предстояло быть заброшенным в Рейх. Насколько мы можем понять, документ был прислан из Москвы, но уж каким-то образом уж как-то подправлен в SOE. Подправлен так, что, по мнению советской стороны, стал непригоден
[709]. В «Истории российской внешней разведки» об этом эпизоде говорится следующее: «В некоторых случаях мы имели дело с явным саботажем (например, англичане настолько грубо исправили дату в одном паспорте, что испортили весь документ)»
[710]. В чём конкретно состояла проблема? Детали не задокументированы. Но, как видим, отголоски её встречаются и в британских, и в российских источниках. Значит, уж что-то, но явно пошло не так.
