Во-вторых, мы отметили, что о своей работе в Испании Лёшль говорил, что справки о ней можно навести у «Михайловича Орлова». А в этом персонаже мы предположили тогда ещё будущего перебежчика, резидента НКВД в Испании Александра Михайловича Орлова.
Кто он вообще был такой, вернувшийся в начале 1939 г. в СССР, как это указано в его досье в РГАСПИ, из «командировки по гр. «А»?
[719]
Москва, типография «Искра революции», 5 октября 1940 г.
…Секретарь партбюро Московской типографии «Искра революции» Развадовская ещё раз перечитала характеристику на Франца Лёшля, над которой она работала все последние часы после запроса, который поступил не откуда-нибудь, а из Исполкома Коминтерна. А что? Неплохо она написала: «Внимательный и растущий товарищ»
[720]. Осталось проставить дату. Какое сегодня? Ах да, 5 октября 1940 г.
[721]
Развадовская любила после работы с документами заглянуть в цех.
Вон и он, Лёшль: склонился над клавиатурой линотипической машины с латинским шрифтом. И как ловко печатает! «Всё-таки в нашей типографии без иностранцев – никуда», – в очередной раз подумала Развадовская, которая, конечно, как и все, была поражена обнаружившемуся обилию иностранных шпионов и вредителей, свято верила в мысль Сталина о том, что по мере строительства социализма классовая борьба только усиливается, но не могла и не нарадоваться на своих иностранных рабочих. Если бы не они, то как типография справлялась бы с подготовкой такого объёма литературы на иностранных языках? Таких типографий, где наборщики умеют споро работать и с кириллицей, и с латиницей, во всём Советском Союзе наперечёт
[722].
– Франц, как дела?
– Карашо, – с забавным акцентом, но как всегда живо ответил Лёшль.
– Как ты себя чувствуешь? Болят раны? – Развадовская знала, куда Лёшль пропал в 1936 г. и откуда вернулся с въевшимся южным загаром, но и сильно израненным в сентябре позапрошлого 1938 г.
[723]
– No pasarán! – ответил Франц лозунгом испанских республиканцев-антифашистов: «Они не пройдут!» В августе прошлого 1939 г. всё как будто перевернулось с ног на голову, и было, конечно, трудно поверить, что вчерашние враги-фашисты теперь те, у кого с Советским Союзом договор о ненападении. А тут ещё Молотов на сессии Верховного Совета СССР выступил с речью о «советско-германским сближении» и даже «дружбе»…
[724] Но эти мысли, эти сомнения все секретари партбюро пытались тогда от себя гнать прочь-прочь-прочь.
– Франц, напомни, а где ты выучился на наборщика? – На самом деле Развадовская знала эту историю наизусть, но во-первых, ей нравилось слушать его акцент, а во-вторых, у кого ещё в СССР сейчас была возможность вот так запросто поговорить с настоящим иностранцем?
– Я же вам рассказывал. В 15 лет я стал учеником в типографии
[725].
– Да, да, продолжай.
– Называлась типография…
– Подожди-подожди, сейчас сама вспомню… «Арктика»?
– «Адрия»!
[726]
– Ну конечно!
– Может, и адрес моего первого места работы вспомните?
– Сейчас! Шабортштрассе, 322б!
[727] – радостно выпалила секретарь партбюро, которая, как и полагалось, наизусть знала личные дела сотрудников.
– Ну и память у вас! Можно вопрос?
– Конечно!
– Я днями говорил с ребятами. И они мне сказали, что и наша типография как-то очень смешно называлась раньше.
– До революции?
– Да.
– «Скоропечатня»?
– Да, именно это слово.
– Скоропечатня Левенсона.
– Вот-вот!
– Между прочим, она была ещё и поставщиком Его Императорского Величества! – гордо заметила партсекретарь, но тотчас же осеклась и даже оглянулась, не услышал ли кто ещё, какую она тут несёт контрреволюционную крамолу. И хотя её никто кроме Лёшеля не услышал, она ему объяснила:
– Наша типография тогда печатала все материалы для Ходынки. Знаешь, что это такое было?
– Знаю…
– А я тут на тебя характеристику писала в Исполком Коминтерна, – решила она срочно сменить тему разговора. – Интересно, зачем ты им опять понадобился?
[728]
В Коминтерне к характеристике с места работы добавили свою: «Очень способный надежный товарищ»
[729]. Вскоре Советскому Союзу предстояла Великая Отечественная война, а Лёшлю – возвращение в разведку.
Решимся сказать, что Лёшлю работа на Россию была написана… на роду. Да! И дело было ещё в… предыдущую мировую войну.
«Советская форма»
Маленькому Францу был всего один годик (он родился в 1913 г.
[730]), когда началась Первая мировая война; его отец-официант попал в армию тогда ещё Австро-Венгерской империи, но вскоре – и в русский плен
[731]. И далее в материалах Коминтерна – поразительная фактура.
Итак, до того, как вернуться в родную Австрию и устроиться на табачную фабрику, Лёшль-старший в России послужил и в Красной армии, и даже в ЧК (!)
[732]. Конечно, по нынешним временам это нечто несусветное. Ну, хорошо: иностранцы в составе революционных армий, бывало, воевали. Достаточно вспомнить поляка Костюшко, воевавшего за независимость США, итальянца Гарибальди, который в «пересменок» повоевал за Уругвай, или тех же русских добровольцев, сражавшихся против испанцев на Кубе или на стороне буров в Южной Африке. Но иностранец – сотрудник спецслужб?! С другой стороны, не такие ли люди, как Лёшль-старший, и предопределили последовавший уже массовый набор иностранцев (коминтерновцев) в агенты советских органов (особенно, конечно, в разведку)? Но, получается, австрийца Франца Лёшля можно назвать и потомственным советским спецслужбистом!
