Состояние здоровья
Как мы помним, в «Истории российской внешней разведки» приводилась характеристика группы «Кофе», что она «оказалась неудачно подобранной как по физическому состоянию, так и по моральным качествам»
[748]. А что с «Виски»?
В той же справке Коминтерна о Лёшле ещё говорилось, что по возвращении из Испании с начала 1939 г. по февраль 1941 г. он вновь работал с изданиями на иностранных языках, но, насколько можно понять, в большей степени числился на работе. Уже в начале 1939 г. он попадает на обследование в Медицинский институт имени Сеченова
[749]. После этого 27 января 1939 г. его, как гласит досье, отправляют в севастопольский «Институт физметлечения»
[750] (так в тексте. – Авт.) А с марта по минимум сентябрь 1941 г. Лёшль – в доме отдыха ЦК МОПР № 1
[751]. В скобках заметим, что такая забота проявлялась по личному распоряжению генсека ИККИ Димитрова
[752]. То есть, значит, Лёшль был поистине ценным кадром.
Ну, а ответ на вопрос о том, откуда у него были такие проблемы со здоровьем, что он был вынужден несколько месяцев провести в санатории, очевиден. Ещё из его автобиографии: «Был ранен 7 января [1937 года] в боях при Ремизе. […] 24 августа 1937 года меня ранили в боях под деревней Кинто на арагонском фронте. Три месяца был в больнице»
[753]. Возможно, сказались и последствия авиакатастрофы.
Что говорить? В отличие от группы «Кофе», от «группы Гофмана» группа «Виски» вошла в историю как героическая. Но, конечно, советские органы тогда мобилизовывали без оглядки.
Комментарий российского соавтора. «Прописка»
У российского соавтора был и есть замечательный знакомый, который много лет прослужил в российском МИДе, но в определённый момент решил опробовать себя в качестве международного чиновника. Примериться он решил к Миссии ОБСЕ в Боснии и Герцеговине. А дальше была очень занятная история. Когда мой знакомый пошёл на соответствующие курсы, то попал, в частности, на лекцию о том, что такое «прописка» в бывших социалистических странах, а именно по этому критерию, в частности, разбирался вопрос о возвращении беженцев в свои довоенные квартиры и дома. По словам этого моего знакомого, он-то прекрасно понял, о чём идёт речь, а его западные коллеги никак не могли уразуметь, что это такое, и попросили чуть ли не повторный семинар…
В том числе по этой причине российский соавтор этой книги эту подглавку пишет в одиночку.
Итак, пока Лёшль был в Испании, его решили лишить той самой… прописки. А именно, как писали 16 ноября 1940 г. в ИККИ из представительства КПА, соответствующий московский райжилотдел передал суду пятерых человек за то, что они получили всего-то комнату обманным путем. При этом прописаны в комнате были аж пятеро: Добиас Ганс, Люда Франц, Лёшль Франц, Дуршлак Франц, Фидлер Леопольдина
[754].
В чём была причина? Пока австрийцы сражались в Испании, соседи подсуетились? Скорее всего, да. Для нас, бывших советских людей, ситуация мгновенно узнаваемая и понятная. Для тех наших западных знакомых, кто увлекается социалистическими идеями, – поворот совершенно необъяснимый. Бедные австрийцы, которые думали, что социализм возможен… Бедные сегодняшние западные социалисты, думающие, что в СССР был не социализм, а «коммунизм»… Коммунизм и нам всё только обещали и обещали.
Как говорится в России, нет худа без добра. Вернуть комнату, где Лёшль был прописан впятером с другими своими товарищами, не удалось. В 1938 г., когда он вернулся в СССР из Испании, ему предоставили комнату в общежитии Коминтерна, каковым считалась гостиница «Люкс»
[755]. Зато через паузу, по состоянию на 25 марта 1940 г., его московский адрес был уже вполне человеческим: Воротниковский переулок, дом 7/9, квартира 6
[756]. Больше того, квартира была даже с телефоном! Не рискуя подвести сегодняшних жильцов, приведём его номер (благо с тех пор система набора полностью сменилась): Д32386
[757].
Судя по всему, именно по этому телефону Лёшлю позвонили, чтобы сообщить о новом задании от НКВД, и из этой квартиры он начинал свой долгий путь из Москвы в Лондон и в «Рейх».
Последняя запись в его личном деле в РГАСПИ такая: «20 апреля 1944 был направлен в Австрию на самолете, который был сбит немцами над территорией Германии. По всем данным при этом погиб. Основание: сообщение тов. Панюшкину от 30.10.1945 No. 1/1/21526»
[758]. Так что произошло в ту ночь?
Последний полёт
Сотрудник SOE Свит-Эскотт позже написал: «Форин-офис настаивал на том, что в интересах англо-российских отношений операцию осуществить пусть и на пределе человеческих возможностей […] Всё, что мы [потом] получили в благодарность от русских, – это предположение, что мы специально погубили их людей
[759]. Ещё один британский автор, Макколл написал, что «в НКВД считали, что от их агентов избавилась «ударная группа» SOE»
[760]. Где вымысел? Где правда?
Как следует из материалов, собранных британским соавтором, в ту ночь погода была такая, что RAF отменила вылеты всех бомбардировщиков, которые должны были бомбить
[761]. Взлетел только «Галифакс» с группой «Виски».
Изначально за штурвалом должен был быть поляк Ричард Зигмунтович, который группу «Виски» уже как-то пытался высадить, но безуспешно, а вторым пилотом – англичанин Рон Хоккей. Но в итоге пилотировать машину решил старший по званию, 38-летний Уолтер Р. «Уолли» Фарли.
Когда назавтра утром самолёт опаздывал с возвращением уже на два с четвертью часа, из службы Би-Би-Си по мониторингу радиоэфира пришло сообщение о том, что немецкое радио передало: «на юге Германии был сбит одиночный британский самолет, который совершил полёт прошлой ночью над Руром»
[762]. Возможно, второстепенная деталь, но упомянем и её: в материалах RAF говорится о том, что самолёт потерпел катастрофу, но о том, что он был сбит, не говорилось.
