Эта либерализация хозяйственной сопровождалась и, скорее, декоративными, но всё-таки послаблениями (что ли «политическими взятками») для той части интеллигенции, которая из патриотических соображений не уехала из страны, но, конечно, уже совершенно осатанела от большевистских экспериментов над здравым смыслом. Открытие на базе усадьбы Толстого государственного музея, назначение его директрисой дочери писателя, освобождённой из заключения, приезд к ней настоящего священника (пусть и голландского, пусть и социалиста) – одна из таких «взяток».
Если паломничество пастора-пацифиста Круйта в Ясную Поляну действительно пришлось на, как мы считаем, 1921 г., то осознавал ли он, что Ленин благословил его на эту поездку по причинам, имевшим к самому Круйту только весьма опосредованное отношение? Кстати, интересно, что ему в 1920 г. объяснили по поводу отсутствия Александры Львовны. Осознавал ли пастор, что осуществляет разворот от христианского социализма к воинствующим атеистам-большевикам, явно неправильно считав реалии и явно не ориентируясь во внутрироссийской политической конъюнктуре? Боимся, что нет…
Между тем Круйт проникся. Известно, например, что когда он в тот период вернулся из поездки в советскую Россию и на митинге в Нидерландах его спросили, как в этой новой России обстоят дела со здравоохранением, то он ответил, что «в коммунистическом обществе нет больных»…
[821] На родине в Голландии его обозвали в том числе «толстовским фиговым листком на коммунистическом терроре»
[822]. Но он явно считал, что узрел правильный путь.
Чуть позже Круйт, этот вчерашний пацифист, признает допустимость и целесообразность и некоторого насилия. Ну, ведь для благого дела…
Ясная Поляна через паузу
Когда Круйт переехал в СССР на постоянное место жительства на 1935–1942 гг., то, по идее, вполне мог решить вновь посетить Ясную Поляну. А почему бы и нет? Там ведь так красиво и покойно. Да и из Москвы рукой подать.
Только никакой дочери писателя Круйт там бы уже опять не застал: в 1929 г. Александра Львовна Толстая была вынуждена эмигрировать, столкнувшись с тем, что её и большевиков представления о прекрасном всё-таки здорово отличались
[823]. В советский период её имя в печати почти не упоминалось…
Связник и подпольщик. Разведчик?
В личном деле Круйта-отца в Коминтерне зафиксировано, что в 1921 г. он «был исключен от церкви за революционную деятельность»
[824]. Конечно, выражение «исключён из церкви» сразу выдаёт в автора такого словосочетания истого советского партийца, привыкшего к обороту «исключен из партии». Но суть дела он передал правильно. Тем более, что в том же 1921 г. Круйт сменил веру во всех смыслах: перешёл ещё и в компартию и даже значился четвертым номером в её списке на выборах в нижнюю палату парламента Нидерландов 1922 г. Но – проиграл (выборы).
Итак, «божьим агнцем» он быть перестал. Во всех смыслах: вот и в парламент не попал. Кем же он был, отойдя от Церкви, но перестав быть и депутатом?
Довоенный голландский паспорт Круйта (архив СВР)
В досье на Круйта, которое завели в SOE, говорится, что сопровождавшим его британским офицерам он поведал о своём личном знакомстве в межвоенный период не только с Владимиром Лениным, но и с индийцем Джавахарлалом Неру
[825]. Между тем про лидера Индийского национального конгресса, кажется, точно известно, что в Москве он оказался только в 1927 г., когда приезжал на десятилетие прихода к власти большевиков. Но вот Круйта в том году в Москве не было: и по британским сведениям, и по советским источникам, в следующий раз он приехал в СССР только в 1929 г.
[826] К тому же из его личного дела в Коминтерне следует, что, приехав изучать опыт первой пятилетки, отправился Круйт не в Москву, а на Украину и Кавказ
[827]. Значит, с Неру Круйт встречался где-то вне Советского Союза, что косвенно доказывает, что он, бывший депутат, ещё как держал руку на пульсе европейской политической жизни. Держал! И действовал на самых разных политических площадках.
Наиболее полно его межвоенный послужной список приведён в его личном деле из архива Коминтерна. Начинаем читать:
«КРУЙТ Ион Германович. Родился 8 сентября 1877 г. в Амстердаме. Член КП Голландии с 1921 г. Член КП Германии с 1922 г.
[828] [В том же году] переехал в Берлин и до 1930 г. являлся членом Исполкома Межрабпома»
[829]. На этом месте сделаем паузу между цитатами из документов, чтобы объяснить: «Межрабпом» – это «Международная рабочая помощь», “Internationale Arbeiter Hilfe”. Перейдем вновь к справке из РГАСПИ: «1926 [Круйт] работал в Голландии для международного пролетарского единства и в бюро «Лига против империализма» («Антиимпериалитическся лига»); 1928–29 руководил в Париже изданием французского иллюстрированного журнала “Ное Регарде”»
[830].
Досье в TNA к этому добавляет, что по состоянию на 27 августа 1928 г. Круйт также возглавил отделение Межрабпома в Берлине, а также был «техническим советником» нидерландской организации «Новая Россия»
[831].
Но в британских документах есть и кое-что поинтерснее.
Никак не «наивняк»
Если прочесть то заключение в досье на Круйта в МИ-5, где говорится, что его домашние адреса в Нидерландах и Франции использовались для коминтерновской корреспонденции
[832], то перед нами уже точно предстаёт никакой не наивняк (каким он, может, и был до этого), а вполне состоявшийся идеологический борец и связник. Преувеличение? Ну, с одной стороны, всегда можно сказать, что он был лишь пассивным «почтовым ящиком»: получи, передай. Однако почитаем дальше.
