– Ах, это для меня? – шутливо изумилась я. – Ну что вы, не стоило!
Он помог мне разобраться, что куда надо вставлять, а потом туго затянул ремни на моем теле.
– За это не хвататься, – он указал на зажим, который предстояло прикрепить к эластичному тросу. – Защемит и сдерет кожу. Кто из вас идет первым?
Натан кивнул, предоставляя выбор мне. Если уж придется выставить себя дурой, подумала я, лучше покончить с этим до его безупречного смелого прыжка.
– Я, – сказала я. – Я хочу пойти первой. Он уже это делал. Я – нет.
Что касается брака, тут все было наоборот. Натан этого не понимал, зато понимала я. Нет никаких гарантий.
– …Ни одного несчастного случая… – услышала я голос одного из операторов, обращавшегося к другим желающим прыгнуть.
Я подергала ремни безопасности, пытаясь заставить толстую ткань лежать ровно. Сжала кулаки, чтобы перестать нервно перебирать пальцами. За последние два года я научилась скрывать свою депрессию и тревожность. Но сейчас, когда я стояла на этом мосту с Натаном, ком в горле, напряженные плечи и бешено мчащиеся мысли казались вполне уместной реакцией, а не симптомами того состояния, которое я старалась преодолеть.
– Ты как? – прошептал Натан. Мы ждали, пока очередной безумец прыгнет в пустоту и будет вытянут обратно. Передо мной были еще три человека.
– Кажется, в порядке, – прохрипела я.
– Я очень нервничаю, – признался он.
Честность Натана помогала мне вновь научиться доверять партнеру и полагаться на него. Он никогда не расточал пустые комплименты, не говорил громких слов, но всегда замечал хорошее во мне, пусть даже речь шла о моей способности приготовить вкусную яичницу. Натан был объективен, как зеркало, в которое я привыкала смотреть без страха и самоосуждения.
И тем не менее потенциальная возможность еще одного неудачного брака пугала меня куда как сильнее, чем прыжок с моста.
– Вы готовы? – спросил инструктор.
Я кивнула, понимая, что до готовности мне, как до луны. Натан широко ухмыльнулся и показал мне большие пальцы, но беспокойно притопывающая ступня его выдавала. Вид его нервозности немного притушил мою собственную.
На негнущихся ногах я приблизилась к краю. Крохотная платформа протянулась над рекой, бежавшей внизу – слишком далеко. По склонам ущелья карабкались деревья. Инструктор крюком прицепил меня к главному тросу и велел полностью расслабить тело во время первого прыжка и отскоков. Все его наставления звучали для меня, как китайская грамота. Я попросту не представляла, что меня ждет.
Мелкими шажками я подобралась к краю платформы и собралась прыгнуть, глядя на реку и деревья внизу. Но это было слишком страшно. Я не могла столкнуть себя в пустоту, зиявшую передо мной. Поэтому я повернулась спиной к каньону, мои пятки зависли над ничто. Я смотрела в улыбающееся лицо Натана. Он прошептал одними губами:
– Ты можешь это сделать. Мы можем это сделать.
Предложение руки и сердца пугало куда больше, чем прыжок с моста.
Я нащупала в себе крупицу силы, которой прежде не чувствовала. Я не была готова, но вот-вот буду. Убедила себя, что через секунду-две прыгну…
Вот уж чего я не ожидала, так это того, что поручни выскользнут у меня из рук. Я рванулась сквозь воздух, пытаясь дотянуться до них, желая еще немного задержаться в этом прочном привычном комфорте, но было слишком поздно. Я уже падала.
От той половины меня, которая вопила, что надо что-то делать, куда-то двигаться, пришло желание дергаться и трепыхаться. А вторая моя половина застыла, признавая бесполезность движения.
Воздух свистел. Деревья сливались в полосы. Материальный мир смешался с эмоциями.
Спокойствие. Тревожность. Любовь. Страх.
Медленное, мягкое сопротивление постепенно охватило меня, а потом потащило назад, к мосту и небу.
Момент инерции, затем обратно вниз. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Я не знала, как долго будет длиться каждый отскок или когда я остановлюсь, но понимала, что я в безопасности и к тому же совершила очень смелый поступок.
Мои конечности безвольно висели, как у тряпичной куклы, когда инструктор вытащил меня обратно на мост.
– С вами все в порядке? – спросил он. – Вы молчали и почти не двигались, мы уж решили, что вы в обмороке.
Я улыбнулась, немного гордясь собой. Натан обнял меня. У него страховочные ремни были затянуты вокруг лодыжек, а не на туловище, как у меня. Его лебединый полет выглядел гораздо привлекательнее, чем мое каменное падение, однако я знала, что ему пришлось брать намного меньший барьер, чем мне.
Когда мы возвращались от моста к парковке, нас остановили две женщины, наблюдавшие за прыжками с почтительного расстояния.
– Вы это сделали? – Женщина постарше ткнула в меня пальцем.
– Да, сделала, – улыбнулся Натан.
Я это сделала. Я прыгнула. Но никогда не стану прыгать опять. А вот замуж второй раз выйти готова. За Натана.
Грядут взлеты и падения, но я буду смелой и все переживу. Я смогу с этим справиться.
Глава 11
Возраст как привилегия
Седина в голову
Не по сединам возраст сердца узнают.
Эдвард Бульвер-Литтон
Я выгуливала собаку, когда рядом со мной притормозила машина, опустилось стекло и подруга с водительского кресла крикнула мне:
– Ох, боже ты мой! Я так давно хотела это сделать! Ты такая храбрая!
Элиза увидела меня впервые с тех пор, как я перестала закрашивать седину.
Я подумывала о том, чтобы решиться на этот шаг, уже пару лет. Мне было тошно красить волосы. Тошно от мысли о зря потраченном времени и деньгах. Тошно от голубоватого оттенка морских водорослей, который придавала моим волосам хлорка в бассейне через какую-нибудь пару недель после окраски.
А еще мне до смерти надоели нормы культуры, по которым серебристо-серая шевелюра шестидесятилетнего мужчины считалась «достойными сединами», а от женщины того же возраста требовались невозможно золотые или яркие брюнетистые локоны. Я была сыта по горло всеобщим представление о том, что каждая женщина должна из кожи вон лезть, чтобы выглядеть моложе своего возраста.
Около двенадцати недель прошло между тем днем, когда я перестала красить свою короткую стрижку в стиле афро, и тем, когда я оставила последние ошметки своей химически продленной молодости на полу салона. В эти неловкие месяцы, когда моя голова была похожа на ванильный кексик с шоколадной посыпкой, я чувствовала себя ходячим тестом Роршаха. Интересно, что видели мои друзья в этом изменчивом рисунке?
Многие женщины – и давние подруги, и едва знакомые – сочли мое решение заявлением достаточно публичным, чтобы делиться со мной своими чувствами и мыслями. Они озвучили немало поводов для беспокойства: «Что подумают мои дети? А понравится ли это моему мужу? Когда я смотрюсь в зеркало, не вижу ли я в нем свою мать? Или, того хуже, бабушку?»
