Речь шла не только о том, что Кора Гандерсан совершила нечто ужасное. Сначала нечто ужасное совершили с ней. И надо было понять, что именно.
Когда Лютер вернулся на кухню, где Ребекка готовила обед, и начал накрывать на стол, она сказала:
– Я, кажется, догадываюсь, почему ты полчаса стоял на холоде без куртки и слушал звезды.
– Слушал? Я что-то упустил? Разве звезды недавно начали разговаривать?
– Они с тобой всегда разговаривали, – ответила Ребекка.
– Если и так, я не знаю, что они сказали мне сегодня.
Она отвернулась от плиты, держа в руке деревянную ложку, и бросила на мужа взгляд, в котором читалось: «Кто еще знает тебя так, как я?»
– Ты хочешь сказать, что не слышал, как они советуют тебе поехать в то место, на озеро Доменная Печь?
– Это же в Кентукки, у черта на куличках, – ответил он, кладя по салфетке у каждой тарелки.
– Значит, ты взял неделю, чтобы болтаться дома и бездельничать?
– Я могу позволить себе поваляться на диване, как и всякий человек.
– За двадцать шесть лет брака я ни разу не видела, как ты валяешься на диване.
– Может, и не видела, но когда-то ведь нужно начинать.
– Только после того, как ты побываешь в Доменной Печи.
Он рассмеялся и покачал головой:
– Ты настоящая ведьма – залезаешь в голову. Ты сильно расстроишься, если я уеду?
Помешав коричневую подливку в кастрюле, Ребекка сказала:
– Помнишь, что я говорила о Твайле и колледже? Большой город, маленький – сегодня везде одинаково или опасно или безопасно. Только не забывай, к чему ты хочешь вернуться.
– Мне повезло: у меня есть к чему возвращаться.
– Вот теперь ты дело говоришь.
31
Джейн едет по дороге. Миллионы колесных повозок направляются в одну или в другую сторону, в них, вместе взятых, больше лошадиных сил, чем лошадей, когда-либо живших на Земле. Лобовые стекла машин, едущих на север, зажглись и стали оранжевыми, свет на западе не тот, что был прежде…
Независимо от их красоты, закаты всегда вызывали у Джейн мысль о том, что наступающая ночь будет самой долгой и утро не наступит – не потому, что она умрет, а из-за того, что вращение планеты прекратится. Эта мысль тревожила ее больше всего, но не всегда ее посещала. Джейн спрашивала себя, одна она испытывает тревогу или есть другие такие же люди, и подозревала, что это чувство знакомо всем, независимо от того, хочет человек признаваться в этом или нет.
Вскоре после полуночи она увидит своего ребенка. Если бы все на Земле, которая вращалась на протяжении бесчисленных веков, вскоре превратилось в прах и исчезло, словно никогда и не существовало, она просила бы только о том, чтобы в час окончательного уничтожения держать Трэвиса на руках, говорить ему о своей любви и повторять имя его отца.
32
В роскошном гнезде, высоко над бульваром Уилшир, где сквозь высокие окна видно горящее небо над городом, готовым предаться вечерним радостям…
Сейчас Джейсон Алан Драклоу не действует от имени «Волонтеров за лучшее будущее», но он не может противиться соблазну и через черный ход проникает в тысячекомнатный информационный дворец АНБ, чтобы полюбопытствовать, кто такая Джейн Хок. Ему хочется знать, что случилось на заброшенной фабрике, что еще она сделала, раз Маршалл Аккерман и его многочисленные компаньоны постоянно обсуждали это по телефону и в зашифрованных посланиях. Она завораживает Джейсона, но не так, как Кэмми (миловидную мисс Ньютон не надо втягивать в это), а так, как судьба или возможность существования иных разумных существ где-нибудь во Вселенной.
Кэмми интересуется Хокиней (так они стали ее называть) не меньше, чем Джейсон. Добывая новую порцию сведений о том, что совершила эта женщина, он рассказывает все своей лучшей в мире девочке.
Кэмми сравнивает Хокиню с одним из тех компьютерных вирусов, которые меняют свой цифровой отпечаток при очередном самокопировании, что исключает возможность их обнаружения большинством антивирусных программ. Она наливает им обоим по бокалу каберне-совиньон «Кеймус», меж тем как день вот-вот перейдет в вечер, и говорит:
– Вау! Да она настоящий полиморфный вирус!
Это отрезвляет Джейсона, который уже собирался отхлебнуть вина.
– Полиморфный вирус? Хотелось бы надеяться, что нет. Не хочу, чтобы с этой уютной работенкой что-нибудь случилось.
Часть третья
Дорожные приключения
1
Через несколько минут после приезда Джейн в дом, расположенный в округе Ориндж, когда только начало темнеть и луна еще не выплыла в восточную часть неба, Трэвис повел ее в конюшню за домом. Под ногами похрустывали листья каменных дубов.
– Понимаешь, эксмурские пони, они родом из Англии, – возбужденно рассказывал мальчик. – Эта лошадка родилась здесь. Но вообще они из Англии. Пони жили в Англии за десять тысяч лет до того, как там появились люди. Тогда там водились страшные саблезубые тигры и такие здоровенные мастодонты. Тигров и мастодонтов давно уже нет, а вот эксмурские пони есть. Эксмурские пони будут всегда.
Свет цвета бренди лился из ламп, висевших в центральном проходе, на пол, где среди пучков соломы виднелись отпечатки лошадиных копыт. Углы выглядели закругленными из-за мягких покачивающихся теней, которые заполняли пустые стойла. Белла и Сампсон стояли рядом друг с другом в своих выгородках, высунув головы поверх низких дверей. Издав приветственное ржание, они размахивали хвостами, чуть не задевая стенки стойла.
Перед посещением кобылы и жеребца Трэвис представил мать выжившему потомку тех, кому приходилось спасаться от саблезубых. Животное занимало стойло с более низкой дверью, отделенное проходом от помещений с большими лошадьми, – гнедая кобыла со сравнительно темной коричневой гривой. У нее были большие, широко раскрытые глаза, говорившие об изрядном уме.
– Красивая, правда? – спросил Трэвис.
– Очень.
– Ее зовут Ханна. Нам привезли ее во вторник.
У Ханны была изящная шея с выступающим горлом, сдвинутые далеко назад плечи и глубокая широкая грудь. Эта взрослая пони, высотой не больше двенадцати хэндов
[22], то есть сорока девяти, пятидесяти дюймов, все же казалась слишком большой для мальчика.
– Ты с ней осторожно обращаешься? – спросила Джейн, хотя понимала, что ее беспокойство надуманно, если не вовсе лишено оснований.
– Да, конечно. Она такая смирная.
– Она сильная и может лягаться.
