Голодные, они позавтракали в ресторане, где еда оказалась великолепной, а порции – большими. Кроме того, Джейн была уверена, что здесь ее не узнают. Никто не разыскивал Лютера Кинга, никакие власти не искали детей – по крайней мере, официально, – так что их драгоценные лица не показывали по телевизору. Джейн была в длинном каштановом парике, с зелеными глазами, прикрытыми очками без диоптрий, но лучшей маскировкой был ее чернокожий спутник и выводок помятого, но довольного молодняка. Мало кто мог представить, что самая разыскиваемая преступница Америки путешествует с таким количеством детей – официантке сказали, что они приемные, – или что женщина, объявленная предателем, убийцей и воровкой, обернулась любящей матерью, или что эти послушные мальчики и девочки относятся к страшному чудовищу Джейн Хок с доверием и тихой любовью.
Из Форт-Смита они отправились в Оклахому. По фарфорово-голубому небу ползли длинные скопления слоистых облаков, словно заснеженные холмы поднялись с земли и двинулись на восток. В 2:40 дня, находясь в Оклахома-Сити, они свернули на федеральную трассу номер тридцать пять, рассчитывая к пяти часам оказаться в Ардморе и остаться там на ночь. На протяжении большей части пути одна из птиц, которых так любила тезка Джейн
[35], неторопливо описывала круги в небе, к востоку или западу от шоссе.
5
Хью Дарнелл, три раза разводившийся со сварливыми женами и теперь обманутый четвертой – бутылкой бурбона, – сидит один, трезвый и унылый, на заднем сиденье фургона без окон и наблюдает за домом Тиллмена в бинокль.
Сегодня утром, когда дежурил Хассан Загари, дочка шерифа, Джоли, возила мать к его помощнику Робу Стассену, и та одолжила у Роба древний универсал марки «бьюик». Хассан поехал следом за ними, а потом продолжил наблюдение с прежней позиции. Когда две женщины стали грузить в «бьюик» чемоданы, он позвонил Хью, чтобы получить инструкции.
К счастью, женщины задержались до открытия банка и вошли в него вместе, так что Хью смог установить транспондер на одолженном ими автомобиле.
Теперь Хассан Загари и Кернан Бидл, третий и последний агент в урезанной команде Хью, едут за Ребеккой и Джоли Тиллмен бог знает куда, а Хью остался следить за шерифом, который взял отпуск и наверняка – где же еще ему быть? – торчит дома в пижаме и свитере, отдыхает, ест сырные палочки, попивает пивко, смотрит спортивные программы.
Никто не видел шерифа с самого начала наблюдения, которое установили днем раньше, во вторник.
Хью Дарнелл давно уже должен был доложить о сложившейся ситуации своему боссу Буту Хендриксону. Он надеется, что, если принесет себя в жертву и достаточно долго будет трезвым как стеклышко, боги вознаградят его, и выяснится, что все это не имеет никакого значения, и ему не придется сообщать о том, как он обделался. Он не верит ни в богов, ни в Бога, ни в судьбу, ни в то, что ход истории неизбежно приводит к торжеству правосудия. Но может, он не прав насчет всего этого. И если он сейчас не в состоянии верить в бурбон… нет, человек должен верить хоть во что-то.
6
Днем в среду главные обстоятельства кризиса становятся известны, хотя масштабы угрозы еще неясны.
Бут Хендриксон из Министерства юстиции, уважаемый партнер Дэвида Джеймса Майкла, летит из Вашингтона в Луисвилл на фэбээровском бизнес-джете «Галфстрим V», а в Луисвилле пересаживается на восьмиместный вертолет, предоставленный властями штата. В 2:20 среды пилот сажает машину на поляне близ городка Доменная Печь, и Хендриксона встречает одна из скорректированных обитательниц этого города – Стейша О’Делл, администратор приозерного отеля «Доменная Печь». Стейша везет его в город на «Мерседесе S600» с номером «IFLR
[36] 1».
Позвонив заранее по телефону, Хендриксон обратился к наноимплантату этой женщины и предложил поиграть в маньчжурского кандидата, после чего внушил ей, что он – Джон Конгрив, генеральный директор «Терра фирма энтерпрайзес», которой принадлежит отель. Стейша должна сопровождать его туда, куда он пожелает, и не задавать вопросов о его намерениях, потому что речь идет о сложных делах фирмы. Для начала он решает навестить частную школу для проблемных детей.
Когда они въезжают в город на Лейквью-роуд, Стейша говорит:
– Грустно, что дети в таком состоянии.
– Да, – соглашается Хендриксон. – Очень грустно. – Ему любопытно, что ответит женщина, и он спрашивает: – А как вы представляете себе их проблему?
– Личностные расстройства. В последнее время их становится все больше.
– Безусловно. Интересно почему? Жестокие видеоигры? Грязь в Интернете? Безнравственное современное кино? Недоработки учителей?
– Ну, – говорит она, – наверное, всего понемногу. Но главное, сейчас слишком мало любви.
– Любви?
– Да, любви друг к другу. Любви родителей к детям. Любви между соседями. Один за всех, все за одного, понимаете?
– Да, понимаю.
– А если каждый за себя, мы заходим в страшный тупик. Когда все вертится вокруг слова «я», некоторые дети непременно сбиваются с пути, запутываются. Это очень печально.
– Как по-вашему, в Доменной Печи есть любовь?
Озабоченность на ее лице сменяется улыбкой.
– О да, у нас сплоченное сообщество. В городе царят любовь, единство, чувство общности. Поглядите вокруг – и сами увидите. Это видно во всем. Вчера приезжал мистер Мозес из Атланты, организатор мероприятий, милейший чернокожий человек. Он сказал, что наш город – как одно из тех прекрасных яиц Фаберже с драгоценными камнями.
Стейша переводит взгляд с дороги на Хендриксона, чтобы понять, хорошо ли он отнесся к сказанному. Ее яблочно-зеленые глаза смотрят очень серьезно и вполне могут тронуть того, кто не знает, что она скорректирована.
– Разумеется, вы все правильно понимаете, мисс О’Делл. Абсолютно правильно.
Они приезжают на территорию школы, где содержатся дети, и Хендриксон просит ее оставаться в машине, под крышей портика. Конечно, она будет ждать покорно и терпеливо, может быть, даже умрет от жажды на своем посту.
Дверь открывает женщина по имени Норин Клостнер. Хендриксон предлагает ей поиграть в маньчжурского кандидата, а потом через комнату шепотов вызвать остальных семерых работников.
Когда все рассаживаются в столовой, он обращается к ним, пытаясь понять, как они могли проявить такую беспечность и позволить детям беспрепятственно бежать. Да, локаторы в обуви. Но дети прошли по дому в носках, и куда они направились после этого? Никто не знает. Где они теперь? Никто не знает. Они не могут прятаться в Доменной Печи, потому что группы горожан обыскали все. Старший мальчик, возможно, умеет водить машину. Но из гаража не пропал ни один автомобиль. А что случилось с видеокамерами? Никто не знает. Где диски, извлеченные из записывающего устройства? Никто не знает. За столом сидят восемь человек с непроницаемыми лицами. В течение часа Хендриксон дергает за веревочки, использует все способы, предусмотренные программой управления, чтобы извлечь из их памяти события предыдущего вечера, но безуспешно. Коллективная амнезия, со времени обеда до момента отхода ко сну, словно во всех программах одновременно произошел сбой.
