– Я, конечно, слышал о Меире Лански, – сказал Энрике. – Да и кто не слышал о Меире Лански? Крупнейший босс еврейской мафии. В этих фильмах про крестного отца его называют как-то иначе
[50]. Но этот парень не Меир Лански. Меир Лански умер еще до моего рождения.
– Я не говорила, что он Меир Лански. Я не занимаюсь воскрешением покойных гангстеров. Я сказала, что он поважнее Меира Лански.
Энрике был человеком безжалостным и мог убить в случае крайней необходимости, но у него было симпатичное мальчишеское лицо и невпечатляющее телосложение жокея. Ему явно нравилась мысль о том, что крупный криминальный босс может быть таким невзрачным – собрание кожных складок и морщин с поркпаем, ждущее в «мерседесе» со строгим видом.
– Но я никогда не слышал о новом боссе еврейской мафии.
– И не услышишь, – сказала Джейн. – Никакой он не новый, Рики. Разве он похож на нового? Он был теневым королем в течение сорока лет.
– И как его зовут?
– Тебе это ни к чему. И ему тоже. Если будешь знать… ничего хорошего с тобой не случится. Лански и другие умники совершили большую ошибку – хотели известности, преклонения и страха перед собой. А этот считает, что известность чревата неприятностями.
Энрике удостоил ее косым взглядом из-под полуопущенных век:
– Ты мне не вешаешь лапшу на уши? Как он может вести дела, если никто не знает, как его зовут?
– Я не говорю, что никто не знает. Те, кому нужно, знают. Но это очень узкий круг.
– И такой человек путешествует без накачанных ребят с пушками?
– А для чего ему, по-твоему, я?
– Да. Ладно. Но если все так, что ему здесь надо? Хочет откусить от моего яблока? Никто не откусит от моего яблока.
– Успокойся, Рики. Я тебе кое-что скажу, только ты не обижайся и не испытывай на мне свой латинский темперамент. Для этого человека отъем твоего маленького бизнеса – пустая трата времени. Твой бизнес для него – куриный помет. Он ворочает десятками, сотнями миллионов. Он здесь из-за меня, у нас с ним общие дела, взаимное уважение. Мы давно знаем друг друга.
– Давно? Тебе сколько – пятнадцать?
Она рассмеялась, положила руку на плечо Энрике, сжала его и сказала:
– Ты, Рики, знаешь, что́ нужно сказать для того, чтобы девушка растаяла. «Давно» – значит пять лет. Слушай, ты ведь знаешь, кто я?
– Теперь тебя все знают. Я хочу, чтобы ты оставалась такой, как прежде. Ты мне нравилась такой.
Когда серийного убийцу Маркуса Пола Хедсмена поймали в тачке, украденной у Энрике, и когда он пытался сдать этого специалиста по угнанным машинам, и когда ФБР было слишком занято, чтобы тратить время на делишки де Сото, Энрике с удивлением понял, что его бизнес никто не трогает. Когда Джейн впервые обратилась к нему за машиной («форд-эскейп» был предметом их второй сделки), она намекнула, что закопала сведения о нем поглубже, желая видеть его на свободе. Энрике ничего не знал о недоукомплектованности правоохранительных служб и о перегрузке прокуратуры, что диктовало выборочный подход к расследованию разного рода преступных действий. Ему нравилось думать, что ослепленная им женщина из ФБР решила ослепить правоохранительные службы, которые после этого перестали замечать его.
– Слушай, – сказала она, – ты знаешь, что меня разыскивает каждый хрен в каждом силовом ведомстве. Как по-твоему, почему им не удается поймать меня, любимую – такую маленькую, одинокую девушку в бегах?
Энрике еще раз уставился на старика в «мерседесе»:
– Потому что у тебя связи с нужными людьми вроде него.
– Ну вот.
– А где «форд-эскейп» – я тебе его продал меньше трех недель назад?
– Он попал в горячий список. Я оставила его на автостраде в Техасе и пристегнула к нему полицейского. Он меня остановил, пришлось слегка его окоротить и взять его патрульную машину.
Энрике улыбнулся и покачал головой:
– Девушка, ты утопила педаль газа в пол и несешься прямо на бетонную стену.
– Негативные мысли приводят к негативным последствиям.
– Позитивные мысли не сделают бетонную стену картонной.
В этот момент подручный Энрике пригнал «форд-эксплорер-спорт» стального цвета.
– И что он может?
Энрике поднял капот:
– Что ты видишь?
– «Шевроле-502», спецзаказ. Семьсот лошадей, а то и больше.
– Восемьсот двадцать пять. Алюминиевые головки «Бендикс». Два четырехкамерных карбюратора «Эделброк», шестьсот пятьдесят кубических футов в минуту, зажигание от MSD. Система подачи закиси азота увеличивает мощность на двести пятьдесят лошадей. Трансмиссия «Турбо-400» с овердрайвом от «Гир вендорс». Настоящий монстр.
– Пришлось немало поработать с кузовом, чтобы втиснуть все это.
– Навигационную систему сняли. Бумаги чистые. Новенькая машина без форсажа стоит сорок шесть тысяч.
Джейн закрыла капот.
– Но тебе она ничего не стоила.
– Заплатил четырнадцать штук парню, который привел ее, совсем новую. Еще четыре сотни, чтобы перегнать в Мексику на переделку. И форсаж.
– В основном из украденных запчастей, которые ничего тебе не стоят.
– Яйца-то мне режь. Ты же знаешь, работа не бесплатная.
– Мы уже торговались, Рики. Я вовсе не собираюсь пересматривать договор.
Она открыла сумочку и дала ему двадцать восемь тысяч стодолларовыми купюрами, о чем они договорились по телефону.
– Бумаги и ключи внутри. Плюс очень милый освежитель воздуха в виде щеночка. Из попки выходит цветочный запах.
– Работа с клиентами на высшем уровне.
Когда она направилась к водительской двери, Энрике прикоснулся к ее руке:
– Если я тебе сделаю приятное… Скажешь об этом еврею?
– Если найду это приятным.
Он отсчитал три тысячи из полученных денег и вернул ей:
– Маленький дисконт в честь этого человека.
Засунув деньги в сумочку, она сказала:
– Очень щедро с твоей стороны, Рики.
– Не забудь назвать ему мое имя.
– Непременно назову.
Когда Джейн открыла дверь машины, Энрике предупредил:
– Постарайся не потерять ее через три недели. Нельзя же столько тратить на машины. Послушай по радио Дэйва Рэмси, познакомься с его бюджетным планом
[51].
10
Зная ход недавних событий, Джоли Тиллмен решила, что все скользит в пропасть. Хуже того, крутизна склона все время увеличивалась, а поверхность становилась все более скользкой. Джоли чувствовала, что они катятся вниз все быстрее, отчего к горлу подступала тошнота.
