Сицилийские семьи откликнулись на несчастье, постигшее Кароллу. Количество венков и корзин с цветами не поддавалось исчислению. Словно в насмешку над его горем, Роберто Лучано тоже прислал венок. Он узнал о случившемся в Нью-Йорке и отправил соболезнование, которое Каролла, не читая, скомкал и бросил в корзину для мусора. Ненависть к Роберто заставляла Пола винить его в смерти жены. Приближенные Кароллы считали, что он совсем лишился рассудка, но предпочитали оставить его в покое и не пытались переубедить.
Друзья уговаривали его повидать ребенка перед отъездом, однако он оставался непреклонен. Капеллан согласился окрестить ребенка в больничной часовне. Но прежде, набравшись смелости, он поинтересовался, не выбрал ли Каролла для него имя.
– Назовите его Джорджио, просто Джорджио. И никакого другого имени, – ответил безутешный отец.
Все еще отказываясь увидеть ребенка, Каролла снял квартиру под вымышленным именем и нанял двух кормилиц-сиделок, которые обеспечивали Джорджио круглосуточный уход. Кроме того, он нанял экономку, которая могла связаться с ним только одним способом – написать письмо по известному ей почтовому адресу в Нью-Йорке. Таким образом, больной ребенок был устроен. Сделав распоряжения по поводу сына, Каролла собирался отбыть в Нью-Йорк, так и не взяв сына на руки.
Он приехал в аэропорт пьяным и выглядел более унылым и опустившимся, чем обычно. Его костюм так помялся, что свисал складками вокруг лодыжек; живот вываливался из пояса брюк, две верхние пуговицы от рубашки оторвались, обнажая волосатую грудь.
Каролла стоял у стеклянной стены, выходившей на летное поле, со стаканом пива в руке и ждал, когда объявят его рейс. Телохранители держались на почтительном расстоянии, опасаясь нарушить меланхолическую задумчивость босса.
Безжизненные глаза Кароллы следили за трапом, подъезжавшим к двери самолета по гудронированной полосе. Стюардесса взбежала по ступеням, и большая дверь отворилась. Каролла отхлебнул пива и стал безучастно наблюдать за спускающимися по трапу пассажирами. Он уже собирался отойти от стекла, когда заметил высокую фигуру Роберто Лучано, появившегося в дверном проеме. Лучано даже издали выглядел шикарно и безупречно: дорогое пальто, белоснежная сорочка, костюм с иголочки. В руке он нес небольшой чемоданчик – другого багажа у него не было. В лице Лучано, в том, как легко он шагал, чувствовались сила и бьющая ключом энергия. Его самоуверенность заставила разжиревшего, грязного и опустившегося Кароллу ощутить себя второсортным ублюдком. Он стал себе вдруг так противен, что его затошнило.
Телохранители Кароллы засуетились, когда он пошел им навстречу, испугавшись, что пропустили объявление рейса. Он сказал, что ему нужно отлучиться и чтобы они подождали его здесь.
Каролла внимательно оглядел себя в зеркале в туалетной комнате, плеснул в лицо холодной водой и безуспешно попытался счистить каплю засохшего соуса с галстука. Ничего не поделаешь – он похож на спившегося дегенерата, безвольного и тупого.
Он вышел к своим людям и сделал им знак следовать за собой:
– Пошли.
– Рейс еще не объявили, Полли. Я на всякий случай узнал в справочной.
Каролла круто развернулся и взял здоровенного детину за грудки:
– Во-первых, не называй меня больше Полли, для тебя я мистер Каролла. И во-вторых, к черту рейс. Мы никуда не летим.
– Но там ведь уже все устроено!
– К черту устройство! Я никуда не полечу до тех пор, пока не засвидетельствую кое-кому свое почтение. Так что нечего тут больше торчать, пошли.
* * *
Каролла снял номер в отеле и для начала решил сменить гардероб. Его люди прокляли все на свете, таскаясь следом за ним по магазинам. Каролла швырял деньги направо и налево. Он купил светло-серый костюм, кашемировое пальто, десять белых сорочек и четыре пары обуви, не забыв даже о носках и носовых платках. Его люди диву давались и не могли понять, что стало причиной такой резкой перемены в нем. Каролла приказал им привести себя в порядок, выбросить всю его старую одежду, достать приличную машину, «мерседес», надраить ее и держать наготове. Он вознамерился нанести важный визит.
Роберто Лучано собирался поужинать, когда его младший сын прокричал, что к дому подъехала машина. Он любил играть с селекторной связью у входной двери, хотя ему не раз запрещали трогать трубку.
Роберто перегнулся через перила балкона на втором этаже, когда Константино пробежал через холл.
– Разве ворота были открыты? – строго спросил отец.
Роберто был удивлен, потому что никого не ждал. Он велел детям не попадаться ему на глаза и связался с охраной. Ему сообщили, что приехал синьор Каролла. После минутного раздумья Роберто велел пропустить гостя.
Вилла «Ривера» потрясла Кароллу. Сад был ухожен, подъездная аллея в безупречном состоянии. Его поразила также продуманная система охраны: прежде чем позволить гостям въехать на территорию виллы, их вежливо попросили о разрешении досмотра машины и личного обыска. Таково было правило для всех: никто не мог попасть на виллу, имея при себе оружие.
– Для всех? – усмехнулся Каролла, но дал себя обыскать.
Машина медленно тронулась по направлению к подъезду. Каролла заметил еще нескольких охранников вдоль аллеи и хмыкнул: вилла была укреплена, как военная крепость.
Горничная забрала у Кароллы шляпу, пальто и перчатки, после чего к нему вышел Лучано и с улыбкой протянул руку. Каролла улыбнулся в ответ, обнял хозяина и расцеловал в обе щеки.
Лучано предложил ему присесть и велел подать бренди. Каролла учтиво поклонился и грузно опустился на венский стул с витой спинкой.
– Добро пожаловать в мой дом. Жаль, что наша встреча состоялась при таких грустных обстоятельствах. Меня опечалило известие о смерти твоей жены. Тебе, наверное, было очень тяжело, – произнес Лучано, играя роль радушного хозяина.
Он видел, каких усилий стоит Каролле этот визит, и понимал, что тому что-то нужно. Без серьезной причины он не стал бы наступать на горло своему самолюбию. Лучано тем не менее ни словом, ни взглядом не обнаружил своего понимания.
– Если мы – я или моя семья – можем что-либо сделать, чтобы облегчить твое горе, только скажи. В этой ситуации твой сын станет для тебя поддержкой и утешением.
Каролла спокойно поблагодарил его и сказал, что его сын хорошо устроен, что он в надежных, добрых руках и о нем позаботятся.
– Я всегда был, есть и буду тебе другом, Роберто, – перешел к делу Каролла. – Но я прошу тебя об одолжении, в котором ты не можешь мне отказать. Отпусти меня. Я не хочу идти против тебя и уверен, что мы сможем договориться. Мой отец относился к тебе как к сыну, и я прошу тебя как брата – дай мне свободу.
Лучано молчал.
– Мне предложили войти в семью Гамбино, – настойчиво продолжал Каролла. – Ты должен понять, Роберто, что наши отношения не могут оставаться такими, каковы они сейчас. Для меня это невозможно.
