Один за другим мальчики принесли страшную клятву: кровь за кровь. Они были так ошеломлены и напуганы, что боялись встретиться друг с другом взглядом или задать лишний вопрос. Когда с присягой было покончено, отец каждого поцеловал в губы в знак того, что с этой минуты они причастны к делам семьи Лучано. Перед тем как отпустить их, Роберто сказал:
– Будьте осмотрительными. Вокруг полно опасностей. Вы должны беречь, любить и защищать друг друга. И не доверять никому за пределами семьи.
* * *
Константино извинился за то, что привел Софию в дом без спросу, и попросил позволения самостоятельно навести справки о ее прошлом, чтобы не обременять отца, у которого и без того много дел. Затем он попросил разрешения жениться на ней, если окажется, что ее прошлое безукоризненно чисто, хотя она сирота и бесприданница.
Лучано сказал, что над этим надо серьезно подумать и что он не готов дать ответ сейчас. Как старший сын и наследник, Константино может сделать блестящую партию, которая принесет выгоду не только ему самому, но и всей семье.
– Помни, Константино, интересы семьи прежде всего. Ты никогда не должен ставить свои чувства выше их.
Подавленный и расстроенный, он поднялся и с благодарностью пожал отцу руку. Впрочем, ведь отказа он тоже пока не получил.
В действительности Роберто ощущал себя едва ли не хуже, чем Константино, и мечтал о том, чтобы сын поскорее оставил его одного. Он постоянно сравнивал Константино с Майклом, и всегда в пользу последнего. Роберто не сомневался, что Майкл выбросил бы из головы все мысли о браке с этой никудышной девчонкой, в особенности после того, как занял бы место в Организации. Это наполнило бы его гордостью, как самого Роберто много лет назад, на заре туманной юности. Но с тех пор много воды утекло, а сыновья так мало похожи на него. У них нет потребности встать на ноги, как у него в их возрасте. Роберто понимал, что они его плоть и кровь, но в глубине души не мог – как ни старался – полюбить их так же страстно, как любил Майкла. По щекам у него текли горькие слезы. Он оплакивал сына, которого ему никто не вернет. И боль усиливалась, раздирала ему сердце, поскольку он понимал, что вынужден защищать своих сыновей без всякой надежды на то, что кто-нибудь из них заменит ему Майкла.
Грациелла постучала в дверь кабинета, но не получила ответа. Она уже собиралась вернуться к себе в комнату, когда дверь распахнулась и на пороге появился ее муж.
– Мама, я так без него тоскую… Без моего мальчика… – сокрушенно вымолвил он.
Грациелла вошла в кабинет и быстро затворила дверь, чтобы никто не услышал этих слов. Она усадила Роберто в кресло, села ему на колени и обняла за шею.
– Мне было трудно вернуться домой, мама. Сам не знаю, как я вернулся…
– Все прекрасно, Роберто. Но в первые десять минут ты устроил такой скандал, что бедная девочка перепугалась до смерти и наверняка считает тебя теперь кровожадным чудовищем… Впрочем, в каком-то смысле ты прав, следовало с этим подождать. Кто же мог знать, что он так увлечется Софией. Наверное, мальчику пора создать семью. Он такой застенчивый, такой нервный.
– Он может выбрать себе жену из лучшей семьи на Сицилии, не говоря уже о Нью-Йорке. И потом, он еще мальчишка. Ему рано жениться.
– Вполне возможно, но он влюбился в эту девочку. И не думай, что я не спрашивала себя почему: у нее нет ни семьи, ни денег, ни блистательной внешности… Она худая, как скелет. И это потому, что с четырнадцати лет сама зарабатывает себе на хлеб. Ей приходилось даже мыть полы в монастыре… Люди считают, что я хочу взять ее в дом горничной. Я получила о ней прекрасные отзывы и рекомендации как о служанке. Но вот какова она будет в качестве жены для Константино, не знаю.
Роберто рассмеялся и сказал, что его сыновья, может быть, и дураки, а жена умница.
– Значит, ты навела о ней справки, мамочка?
– По-твоему, мой сын мне безразличен? Она была честна с нами и не утаила ничего из своего прошлого. Настоятельница монастыря сказала, что она трудолюбива, аккуратна и старательна. Мы с тобой хотим одного: чтобы мальчик был счастлив. Подумай, что бы ты сделал, если бы моя мама отказалась выдать меня за тебя замуж!
Лучано крепко обнял жену, которую обожал сейчас не меньше, чем в день свадьбы. Они пошли в спальню рука об руку и в ту ночь занимались любовью.
Грациелла заснула на плече у своего любимого мужа. Пропасть, которая разделила их после смерти Майкла, перестала существовать, и мрачные тучи, заполонившие небосклон их семейного счастья, стали постепенно рассеиваться.
София выходила из отеля, когда у дверей затормозила машина Константино. Он перегнулся через сиденье и открыл для нее дверцу. Когда они отъехали, личный шофер Лучано направился к хозяину отеля, после чего вместе с ним поднялся в комнату Софии.
День выдался жаркий, и по дороге в Монделло их приятно освежал ветерок, пропахший морской солью. Они вышли на пристань, взявшись за руки, и остановились, чтобы полюбоваться на рыбацкие баркасы, плавно покачивающиеся на волнах. Константино сообщил ей, что уезжает из Палермо в Рим по делам.
– Значит, он отсылает тебя подальше от меня, да? – спросила София. Константино не смел взглянуть ей в глаза. – Выходит, я недостаточно хороша для тебя?
– София, я хочу, чтобы ты стала моей женой.
– Ты можешь хотеть чего угодно, но если твой отец не… Ну ладно, зачем мы приехали сюда?
– Я думал, тебе понравится. Здесь есть маленькая гостиница…
– Гостиница? – переспросила она, уперев руки в бока. – Так вот почему мы здесь! Все дело в гостинице! Если я не гожусь тебе в жены, то можно обращаться со мной как с…
– Я имел в виду только то, что там можно позавтракать, – возразил он, взяв ее за руку. – Честное слово, София.
– Я хочу вернуться. Отвези меня назад.
Ей хотелось плакать от досады: все получалось не так, как она задумала. Все ее планы рушились. Она бросилась бежать прочь по песчаному берегу, затем обернулась и крикнула:
– Ты не любишь меня! Не любишь!
Константино поспешил за ней к машине. София оказалась возле нее первой. Она подергала за ручку, но дверца была закрыта. Тогда она развернулась и побежала назад к бухте. Тут она уселась на валун у самой воды, обхватила колени руками и уткнулась в них лицом.
– София, послушай меня, – тяжело дыша, вымолвил Константино, подходя к ней.
София подняла на него глаза. Ее волосы растрепались от бега, а на лице застыло странное дикое выражение. Константино был потрясен. В следующий миг она накинулась на него с кулаками, стараясь дотянуться до лица, чтобы впиться в него ногтями, расцарапать его, изувечить. Ей хотелось причинить боль этому слабому, безвольному мальчишке, который не в состоянии противостоять отцу. Она ненавидела его и хотела заставить его почувствовать ту муку, с которой ей приходится жить.
Константино лишь уворачивался от нее, закрывая лицо руками, но в конце концов изловчился и схватил ее за запястья. Он с силой привлек ее к себе и поцеловал страстно и жадно. София сопротивлялась с минуту, а потом сдалась.
