Вдова требовала рассказывать еще и еще, и Варан рассказывал о Побережье, где стоят исполинские замки, жилые и покинутые, и где живут мохнатые твари, называемые просто «скотинками», — очень опасные в дикой стае и самые верные друзья, если удается какую-нибудь приручить. Варан рассказал, как сам приручил скотинку, и как та прошла с ним полмира, и как погибла, спасая ему жизнь; вдова плакала, не стесняясь слез.
Выяснилось, что накануне у нее тоже был постоялец, и тоже забавный, но тот рассказывал куда меньше: все спать почему-то хотел. Когда это было? У нее, вдовы, есть календарь на стене — каждый день отмечен, на прошлое и на будущее, не забыть ничего и не напутать, — вот, четыре дня назад. Старичок такой седенький, с усами, всю Империю прошел, а сейчас идет на юго-восток — на Побережье, говорит, еще раз на море посмотреть охота… Она, вдова, все бы бросила, съездила бы на море хоть раз, да лавка у нее, работники, заказы, колбасы…
Она говорила, Варан улыбался и кивал головой. Ему казалось, что он камень, брошенный с обрыва, — летит и летит, все ниже и ниже, и дна не видно. Не видно дна…
* * *
Он не оставил преследования, ставшего явно безнадежным. Он шел, расспрашивал, находил дома, где останавливался бродяга пять дней назад и шесть дней назад; расстояние во времени доросло до недели и больше не увеличивалось — даже если Варану случалось сбиться с пути. Он возвращался и находил след, и снова оказывалось, что между ним и бродягой — неделя…
Однажды в полдень он увидел в небе крыламу. Для здешних краев это была невидаль, почти сказка — крестьяне на полях задрали головы, тыча в небо пальцами с удивлением и страхом. Варану птица показалась дурным знаком, почти знамением, и он не ошибся. В селении, куда он пришел под вечер, никто и слыхом не слыхивал ни о каком бродяге.
Варан стучался в каждый дом. На него смотрели, как на сумасшедшего, и собирались гнать дубинами. Варан вернулся до перекрестка и свернул направо, дорога привела его на хуторок, где никто не понимал, о чем он говорит. Какой такой путник?
Днем он снова увидел крыламу — на этот раз она летела низко, не то патрулируя, не то высматривая что-то на земле. Варан спрятался в роще у дороги и не осмелился выйти из укрытия, пока крылама не убралась прочь. Вечером он развел костер в овражке, поужинал куском хлеба с колодезной водой из фляги и подвел итоги.
Надо было вернуться в поселок, где в последний раз видели бродягу. Поселок лежал как раз в том направлении, куда улетела крылама; можно было, конечно, допустить, что визит редкой государственной птицы никак не связан с деятельностью Подставки — но тот, кто в такое поверит, не любит себя.
Сколько лет прошло, думал Варан, глядя в огонь. А он все не может угомониться. Все не может поверить, что я уже умер.
Страшно представить, что он для меня приготовил — после стольких-то лет унизительно бесполезных поисков…
Он подмостил дорожный мешок под голову и лег, укрывшись курткой. Закрыл глаза. Река и дороги, перекрестки, селения возникли в темноте, будто нарисованные на темном листе пергамента.
Бродячая Искра не хочет, чтобы его нашли. Он недооценивает упрямство Варана; следует выждать несколько дней, принюхаться, как опытному лису на пороге норы, и тогда потихоньку начать все сначала. Он не так стар — есть еще время. Вот поселок, где тот, кого он ищет, ночевал в последний раз, — Варан мысленно пометил селение крестиком на карте. Возможно, бродяга соврал хозяину, сказав, что идет на юг… А может, просто передумал. И направился в противоположную сторону — навстречу Варану; Варан входил в поселок в сумерках, какие-то люди ему в самом деле встречались, почему бы среди них не быть Бродячей Искре? Ошибка, неудача, но не трагедия. Тот, кто идет пешком, не успеет уйти далеко…
Он заснул, твердо зная, что будет делать завтра.
Утром он двинулся в обратный путь — в поселок, помеченный крестиком на его мысленной карте. Дорога была пуста — да и не дорога, а широкая тропа с двумя рыжими земляными колеями. Варан шел, взбирался на холм, думая о завтраке, который неплохо бы раздобыть у крестьянок — за деньги, или за сказки, или просто так. В этих местах люди приветливы и не скупы — делятся, не спрашивая даже имени…
Никто не знает, как зовут Бродячую Искру. Никому не приходит в голову спросить. Варан давно перестал удивляться — эта примета, такая странная и такая характерная, всегда говорила ему, что он идет по верному следу. Но в этих краях — такой обычай — имен прохожих вообще не спрашивают. Попросить назваться — вроде как потребовать плату, имя — дар, который человек приносит другому по доброй воле, без спросу.
Он вспомнил странствия по Степи. Там была похожая традиция: гость называл свое имя только после того, как его угощали ужином. Или не называл. Может быть, именно поэтому бродяга во всех легендах оставался безымянным? Печник, мастер очагов… Бродячая Искра…
Варан запыхался, подбираясь к вершине холма. Вытер пот со лба. Поднял голову.
Крылама взошла над холмом, как большое пернатое солнце. Она была точно такая, как воображал себе Варан в своих фантазиях: серо-белая, с кривым розоватым клювом, с плоскими желтыми глазами, с веревочной лесенкой на боку. На крыламе сидели трое — двое из них в одежде стражников; первый что-то закричал и тронул птицу тростью…
Крылама ринулась на Варана, растопырила крылья, закрыла солнце.
Он еще мог бежать. А может, не мог. Теперь не имело значения: он увидел крыламу, это было верное средство догнать Бродячую Искру, это было, пожалуй, единственное средство. То, что между ним и птицей стоят как минимум двое, что эти двое — стражники, специально отправленные на его поимку, не приходило ему в голову.
Он отступил, давая крыламе приземлиться на дорогу. Взметнулись смерчики пыли, закружились белые лепестки какого-то соцветия. Первый из стражников — он казался постарше — слез с седла, шагнул к Варану, нехорошо усмехаясь:
— Кто таков? Откуда? Как имя?
Двое других спешились, стражник придерживал за рукав средних лет мужчину, одетого по-крестьянски. Крестьянина тошнило, он был бело-сизый, как облако.
Крылама почесала клювом плечо.
— Подорожник, — сказал Варан, нерешительно улыбнувшись. — Селянин местный… Вы бы, господин хороший, своим чудищем добрых людей не пугали.
— Откуда селянин?
— Поселок Мерки, — сказал Варан, не моргнув глазом. — Дом второй с краю, под красной крышей. Спросите, Подорожника всякий знает…
— А ну-ка…
Второй стражник вытолкал крестьянина вперед; Варан узнал его — это был староста самого большого здешнего поселка, которого Варан видел мельком на ярмарке не далее как позавчера.
— Кто это? Узнаешь? — начальственно обратился первый стражник к перепуганному мужичку.
— Худо мне, — пролепетал староста. Опустился на четвереньки, и его вырвало на траву.
Крылама равнодушно наблюдала за происходящим — глаза ее были, как тарелки. Варан лихорадочно пытался вспомнить имя старосты. Если бы он запомнил его, если бы обратился сейчас естественно, по-дружески, может быть…
