Для этого в последние недели их водили на выставки, в музеи, на концерты. 27 марта 1920-го — „Севильский цирюльник“. 28 марта — „Корневильские колокола". 30 марта — картинная галерея. 31 марта — Большой театр. 1 апреля — Кремль. Алмазный фонд. 4 апреля — балет „Копеллия“.
Но это лишь отчасти изменило их впечатления. Проходя по улицам Москвы, фан дер Спай видел плакаты. „Религия — опиум для народа". „Бог — капиталист"…»
{156}
Впрочем, ещё больше в ЮАС были напуганы другим. А именно: одной только Россией русские коммунисты ограничиваться не собирались. И Африка тоже была в поле зрения Коминтерна. Более того: вскоре в ИККИ выдвинули лозунг о создании в Африке «независимой туземной республики».
Действительно: в то время как одни южноафриканцы бились с большевиками на фронтах Гражданской войны, другие, напротив, пробивались в Москву, в Коминтерн и, в частности, в Коммунистический университет трудящихся Востока.
Дэвид Айвон Джонс, представитель Компартии Южной Африки (КПЮА) в Москве, писал председателю партии Биллу Эндрюсу: «Университет вырастет в грандиозную Мекку для юных туземных борцов Востока и Африки. Там они подготовятся не только для борьбы, но и для коммунистического преобразования всего мира на долгие будущие годы». Это письмо, среди других документов КПЮА, было захвачено полицией во время восстания шахтёров Трансвааля в марте 1922 года. Это письмо было воспроизведено в изданной в ЮАС брошюре «Красная угроза» и вызвало в белом южноафриканском истеблишменте немалый переполох
{157}.
Советская Россия и Южная Африка действительно были друг от друга не так далеки, как может показаться.
Не подарки
Прямым следствием Второй мировой войны стало то, что в московском зоопарке появился новый питомец: львёнок по кличке Чака. В качестве подарка Сталину его прислал южноафриканский доктор Ван Атвеген из г. Тейнисен (Оранжевая провинция)
{158}.
Но в СССР из Южной Африки приезжали не только львята, но и настоящие львы большой политики.
Мне лично навсегда запомнится, как летом в 2006 году я испытал чувство известного неудобства, записывая интервью с президентом ЮАР Табо Мбеки. Мы встретились в кулуарах саммита «Большой восьмёрки» в Санкт-Петербурге. При встрече я, замотавшись и не проверив биографию президента ЮАР, дежурно спросил его о первых впечатлениях от России. На это Мбеки, кажется, не столько обидевшись, сколько слегка смутившись, отвечал, что вообще-то он, ветеран Африканского национального конгресса, здесь не впервые. Он пояснил, что задолго до всех перемен прошёл в СССР военные спецкурсы в лагере у подмосковной станции Сходня.
Это — правда. В позднесоветские годы СССР активно помогал АНК, который, в итоге, и покончил с властью белого меньшинства над чёрным большинством. На определённом этапе особую роль в АНК играли и коммунисты Южной Африки, КПЮА. Но так было не всегда.
Упоминавшийся мною ранее Дмитрий Жуков в своей книге пишет о совсем другом повороте: «Перед самым началом Второй мировой войны Коминтерн резко изменил свою политику. Лозунг о „независимой туземной республике** был признан, наконец, ошибочным, сектантским… Из партии были исключены сторонники „независимости туземцев**… Их вызвали в Москву, арестовали, судили по 58 статье, сослали на Колыму, а затем расстреляли».
Всё это — лишнее подтверждение тому, что в то время как одни южноафриканцы вырвались из Советской России, другие стали частью и жертвами системы. Но это же — иллюстрация того странного положения, которое КПЮА, подчиняясь ИККИ, до поры до времени занимали в самой Южной Африке.
ЮАС и ИККИ
Марксизм проник на Юг Африки ещё до революции в России. В целом, с началом Первой мировой войны левые Южной Африки прошли через то же размежевание, которое поделило и других социал-демократов на «социал-патриотов» и «пораженцев». Последние, если упрощённо, как российские большевики, были готовы пожертвовать своим национальным правительством во имя победы своего класса. Вот и Лейбористская партия Южной Африки, как и многие партии II Интернационала, раскололась. Сперва из неё выделилась Лига «Война — войне». Затем — Лига социалистов-интернационалистов в Йоханнесбурге.
Уже весной-летом 1917 года издававшаяся Лигой газета «Интернационал» из всех русских революционеров выделяла именно Ленина и даже стала перепечатывать статьи из петроградской «Правды». А председатель Лиги, Билл Эндрюс, сказал: «Будь я в России, я вступил бы в Красную Гвардию»
{159}.
Под влиянием Октября сеть марксистских организаций в ЮАС всё только разрасталась. В Кейптауне возникла «Индустриальная социалистическая лига», в Дурбане — Марксистский клуб и Социал-демократическая партия, в Йоханнесбурге — еврейская организация «Поалей Цион», родственная Бунду. В октябре 1919 года в ЮАС появилась газета «Большевик», а в начале 1920 года — первая организация, в названии которой звучало слово «коммунистическая»: Коммунистическая лига…
В Москве, в ИККИ, ходоки из ЮАС появились в 1920 году: на II конгрессе Коминтерна. В ИККИ гостям из Южной Африки рекомендовали форсировать и у себя создание объединённой компартии. Она и была учреждена на съезде, который прошёл в тени мыса Доброй Надежды, в Кейптауне, в июле-августе 1921 года.
Лозунг о «борьбе за независимую туземную республику» в большинстве своём белым южноафриканским коммунистам был спущен из ИККИ в 1928 году. Сделано это было по аналогии со стратегией, которую в Коминтерне придумали для афро-американцев. И хотя тогдашнего коммуниста отдичал как раз истый интернационализм, разница между США и ЮАС была, конечно, огромной.
К тому же, осуществляя эту идею, согласно инструкциям того же ИККИ, партия не могла сотрудничать с некоммунистами. Как же КПЮА было стать «идеологическим и организационным руководителем революционного коммунистического движения в других частях Южной Африки», если её обрекали на сектантство?
Как я уже писал, VII конгресс Коминтерна стратегию изменил: коммунистам было рекомендовано теперь, напротив, искать союза с социал-демократами и прочими «оппортунистами».
Для южноафриканских коммунистов это означало возможность наладить связи с теми, кто много-много лет спустя и сломает систему апартеида: с Африканским национальным конгрессом будущих президентов Нельсона Манделы, Табо Мбеки и т. д.
Но ровно это делало КПЮА и их покровителей в СССР ещё более опасными в глазах тогдашних белых правителей ЮАС.
Тем не менее, как мы помним, высшие военно-стратегические соображения привели к тому, что в октябре 1941 года между СССР и ЮАС начались переговоры об установлении консульских отношений, а в 1942 году были созданы советские консульства в Претории и Кейптауне.
