— Сергей Иванович, а каким углём топили «Аврору»? — спросил я у моего провожатого.
— В самом первом походе — углём из Кардиффа, из Уэльса, из Британии, — без запинки ответил Сергей Иванович. Он, повторю, знает об «Авроре» буквально всё.
— И при переходе в составе эскадры Рождественского?
— Нет, тогда никакого британского угля не могло быть по определению.
К сожалению, в данном вопросе ответ Сергея Ивановича абсолютно точен: и с технической, и с исторической точек зрения. В отличие от Второй мировой, по ходу русско-японской войны Британская империя была для России почти врагом. Формально говоря, она сохраняла нейтралитет. Но то был нейтралитет враждебный
[215].
Как следствие, эскадра Рождественского не могла пополнять запасы угля в портах и самой Англии, и всей Британской империи. А за отсутствием собственных угольных станций, в том походе углём русские корабли были вынуждены полагаться на добрую волю немцев и особенно — французов
[216].
Ах, да: забыл сказать. Крейсер «Аврора» — это ведь филиал Центрального военно-морского музея России. А есть — и «центральный офис».
До Биржи
Всё тот же Санкт-Петербург, стрелка Васильевского острова, лето 2011 года. Тогда я стал, наверное, одним из последних, кого завели в хранилища «центрального офиса» Центрального военно-морского музея. Было это ещё в старом здании — в Бирже.
Вдоль коридоров — могучие громады тиковых шкафов, сработанных ещё до революции и хранящих подлинные сокровища. Моё сознание особенно поразила подлинная подзорная труба-телескоп, в которую Беллинсгаузен рассматривал Антарктиду. Особая гордость музея — удивительная коллекция макетов кораблей: из черепахового панциря и из слоновой кости, из жестяных банок и из вроде как обычного дуба — но зато из той самой рощи, которая пошла на смоделированный из дуба 88-пушечный «хит» своего времени, каковым был корабль «Святой Андрей».
Эти чудеса мне показывали моложавый директор музея Андрей Лялин и музейщик-ветеран, хранитель Корабельного сектора, обаятельнейший Георгий Рогачёв
[217].
Летом 2011 года оба они готовились к переезду из здания Биржи в новый комплекс музея на берегу Крюкова канала. Там, конечно же, много просторнее и удобнее: и для музейщиков, и для экскурсантов. Но всё-таки я рад, что наш разговор состоялся ещё в старом здании, с его удивительным духом и удивительным наборов звуков. То были шелест старинных карт, трели древних дисковых телефонов и перешёптывание дряхлых вентиляторов. Да и люди свои разговоры здесь вели почтительным шёпотом.
— А вот, взгляните, вот этот макет американского корабля «Конститьюшн», — по-заговорщицки увлёк меня Георгий Михайлович во время нашего марш-броска по его закромам. — Этот макет американцы смастерили к венской встрече Кеннеди и Хрущёва, в качестве подарка.
— Так ведь тот саммит успешным не назовёшь?!
— Правильно! Но подарок-то был приготовлен и передан! И вот он-то хранится у нас! Но это — из, скажем так, недавних поступлений. Давайте я вам ещё кое-что покажу из того, что здесь у нас уже веками?
— Георгий Михайлович, а нет ли в ваших анналах материалов об одиссее ледокола «Микоян»?
— Вы имеете в виду вспомогательный крейсер «Микоян»?
— Ну, вспомогательным крейсером он стал, когда в августе 1941 года на него установили пушки и он вошёл в состав Черноморского флота.
— А вас какой период интересует?
— Меня интересует отрезок, когда в ноябре 1941 года «Микоян» опять разоружили, и он опять стал «просто» ледоколом и пошёл в сторону Африки.
— Вы, я вижу, пришли подготовленным. Да, есть у меня материалы по этому плаванию! Собственно, это как раз — одно из наших последних поступлений. Идёмте!
На своём рабочем столе Георгий Михайлович сдвинул в сторону один из «фирменных» дисковых телефонов и, сняв резинки со свернутой в трубочку карты, стал мне объяснять, откуда она у него взялась. Получил он её от потомков моториста «Анастаса Микояна», старшины 2-й статьи Николая Ивановича Кузова.
С одной стороны, это была всего-то обычная политическая карта мира — подобная той, что в детстве купила мне бабушка. С другой стороны, именно на этой карте я, наконец, обнаружил и весь маршрут, и, что особенно важно, все его ответвления.
Так вот, оказывается, каким был изначальный план! И вот, оказывается, когда точно «Микоян», идя вдоль Африки, заходил в йеменский Аден, кенийскую Момбасу и южноафриканский Кейптаун! Точнее — в британскую колонию Аден, британскую колонию Кению и в британский доминион в Южной Африке. Ещё точнее — на расположенные там угольные станции, которых у самой России по контуру Индийского океана не было.
Вывод для «Микояна»
В советских публикациях говорилось, что с Кипра британцы отправили «Микоян» на ремонт и наконец-то вооружили (пусть и старой пушечкой образца начала века) то ли в Порт-Суэц, то ли в Хайфу в нынешнем Израиле. Изучив карту моториста Кузова, я могу уверенно утверждать, что к переходу к Суэцкому каналу и в Красное море «Микоян» готовился всё-таки в Хайфе
[218].
Однако ещё важнее — то, когда он там оказался. Согласно карте Кузова, было это 5 декабря 1941 года. А дата висит не в каком-то безвоздушном пространстве! Это — за считанные часы до нападения Японии на США. Собственно, на том отрезке пути «микояновцы» и узнали об этом, как сейчас говорят, радикальном «мультипликативном эффекте».
