Лапландия в киви
Лучше всего место, где нога нашего будущего новозеландского орденоносца впервые ступила на нашу землю, видно с вышки до сих пор ещё какого режимного военного аэродрома Ваенга (саамское, кстати, название) под Мурманском.
Точнее, это — уже не Мурманск, а «закрытое административно-территориальное образование Североморск». Здесь — главная база нашего Северного флота и его морской авиации. Получив все нужные разрешения на съёмки в Главном штабе ВМФ, я по следам Ишервуда прилетел туда летом 2010 года.
Правда, что это за «Ваенга», о которой я им всё толкую, долго не могли понять приставленные сопровождать нас «особисты»
[133]. Потом, впрочем, коллективными усилиями мы высчитали: сегодня Ваенга — это аэродром «Североморск-1». Но тогда, в годы войны — Ваенга. Так я и буду называть это место по ходу рассказа.
С вышки Ваенги открывается вид на всю взлётно-посадочную полосу, которую даже летом часто затягивает туман: когда спускается с окрестных сопок. Спускаемся вниз и идём к кромке полосы.
Башня аэродрома Ваенга
Автор на «рулёжке» аэродрома Ваенга, где в сентябре-октябре 1941 года приземлились лётчики новозеландца Рамсботтома-Ишервуда
— А откуда, как вы думаете, он прилетел? — спрашиваю у сопровождающих.
— Вот из-за той сопки, — указывают на даже летом не зелёную, а тёмно-серо-зелёную массу. — У нас и в годы войны, и сейчас маршруты взлёта-посадки — одни и те же. Роза ветров-то — вечная.
Вот как о приближении к этим мрачным берегам писал ещё один новозеландец Денис Глоувер, ставший после войны у себя на Родине известным писателем:
«Погода менялась со штиля на ветер скоростью в 80 узлов в течение буквально пяти минут. И тут же — атаки немецкой дальней авиации, пикирующих бомбардировщиков, торпедоносцев и подлодок. И часто всё это — одновременно».
О том, что новозеландцы делали в этих наших широтах ещё и на море, — рассказ отдельный. Пока же сосредоточимся на том, что прилетел к нам первым всё-таки Рамсботтом-Ишер-вуд. И вдумайтесь в дату: из своего самолёта «Харрикейн» он спрыгнул на полосу Ваенги 7 сентября 1941 года. То есть с начала войны прошло немногим более двух месяцев. То есть мы говорим о времени, когда никакого ленд-лиза ещё не было!
А что было?
Сюрприз
Буквально в нескольких километрах от Ваенги — музей морской авиации в Сафоново. В России коллекция этого музея сопоставима только с Монино. Созданный на «голом энтузиазме» офицерами многочисленных здесь в «холодную войну» советских авиачастей, он хранит и такие жемчужины времён Второй мировой, как отечественный истребитель-«ишачок» И-16, английский «Харрикейн», американская «Кобра» и так далее. Правда, почти на всех самолётах винты — деревянные: результат того, что в пореформенные времена музей разграбили. Ангар — на ладан дышит. Но в век инноваций банально не хватало денег на ремонт крыши
[134].
За разговорами об этой несправедливости, сотрудники музея ведут меня показывать, оказывается, сохранившиеся у них фотографии о пребывании Ишервуда на Кольской земле. Разложены эти фото были под оргстеклом на каком-то очень необычном, прямо-таки безразмерном столе-гиганте из красного дерева.
И вот когда я, не веря своему счастью, что сразу нашёл столько архивных картинок, в изумлении склоняюсь над этим столом, мне между делом сообщают нечто ещё более потрясающее:
— Этот стол, кстати, Ишервуд тогда привёз.
— Как это привёз?
— Ну, потому что он не прилетел с ним на самолёте, а был привезён потом через Архангельск.
— Но это точно стол Ишервуда?
— Да, да, его, точно.
— И что он с этим столом делал?
— Как что?! Работал за ним.
— То есть вот именно за этим столом и велось совместное планирование советскими и новозеландскими военными?
— Ну, да. А потом этот стол ещё много лет в кабинете командующего стоял. А ещё вот — напольные часы Ишервуда.
— И что, до сих пор идут?
— Да, конечно. Хотите послушать, как бьют? Сейчас мы стрелки подведём.
Под бой этих часов продолжаем рассматривать другие реликвии. А помимо фотографий Ишервуда были разложены на столе и кое-какие документы. Например, пропуск на авиабазу Ваенга на бланке Наркомата обороны Союза ССР на имя подчинённого нашего новозеландского героя: сержанта Эрика Картера.
Он жив и сегодня. Я смог обзавестись и его воспоминаниями
[135]. В этой главе я ещё не раз вернусь к этим воспоминаниям, но «на закуску» — хотя бы вот такая деталь:
«В те редкие случаи, когда нас всё-таки вывозили в Мурманск, в перерыве между бомбёжками, нас возили получше поесть. Но если там, куда мы приезжали, были русские, их оттуда просили удалиться».
