– А ты, прости, как бревно. Сразу видно, что ты о другом думаешь.
Однако, помолчав и, очевидно, также припомнив Поляну Посвящения, она подсластила пилюлю:
– Зато ты бросился отгонять Друзей от Аннэ. Не уверена, что хоть один из этих танцоров так бы поступил.
Такие вспышки откровенности в их разговорах случались все чаще, что ужасно радовало Аверила. Поэтому он спокойно следил, как Янтэ лихо выписывает на паркете спирали и восьмерки в объятиях очередного «небревна», и думал о своем.
Размышлял он о том единственном, что его не устраивало в текущем житье-бытье, – о результатах своей учебы. Нет, уровень образования в Университете оказался очень высоким. Профессора и ассистенты уделяли студентам даже больше внимания, чем Мастера ученикам. Кроме того, здесь было принято делиться идеями, что великолепным образом стимулировало и учебу, и работу. Однако, хотя двухгодичный срок обучения приближался к концу, Аверил не только не нашел ответа на свой главный вопрос, как укротить атмосферу, но чем дальше, тем больше убеждался, что найти ответ при настоящем уровне знаний просто невозможно.
Если в начале своего обучения он с восторгом вычерчивал на аэрологической диаграмме сухо-, влажно– и псевдоадиабатические кривые, и ему казалось, что он вот-вот ухватит за хвост главный секрет и найдет управу на погоду, то чем дальше он продвигался в познании метеорологии, вникал в различия между геострофическими, градиентными и термическими ветрами, формирование фронтов и струйных течений, суточный ход стратификации и конвекции атмосферы, тем больше убеждался: метеорология имела дело с таким количеством переменных факторов, что их одновременный учет и, соответственно, прогноз требовал совершенно новых методов обработки информации, а проще говоря, был пока науке «не по мозгам».
Все это напомнило Аверилу одну историю, которая входила в школьные хрестоматии. Начиналась она так: однажды некая Мастерская корабелов задумала сконструировать огромный непотопляемый пассажирский лайнер. Он был построен в срок и пустился в свое первое плаванье с Главным инженером Мастерской и еще двумя тысячами пассажиров на борту. Однако корабль был одновременно тяжеловеснее и быстроходнее обычных, и команда не успела приноровиться к нему. В первую же ночь он налетел на грузовое судно и получил пробоину. Капитан и вся команда верили в непотопляемость корабля и потому хотели лечь в дрейф в ожидании спасателей. Но Главный инженер, как только ему доложили результаты обследования течи, сразу понял, что она слишком велика, и корабль не удастся спасти. Он настоял на том, чтобы немедленно начали спускать на воду шлюпки, и в результате ему удалось спасти большую часть пассажиров, прежде чем корабль затонул. Сам же инженер до конца оставался на мостике и погиб вместе со своим детищем. В хрестоматии к этой истории присовокуплялась мораль, что нужно смело признавать свои ошибки, не обманывая себя, и честно стараться сделать все, чтобы исправить их.
Однако Аверил, придя в Мастерскую, узнал предысторию этой истории. Борта корабля были сделаны из стали. А сталь с первобытных времен выплавлялась из железа с примесью угля. Причем свойства стали менялись в зависимости от состава руды и примесей, и никто не мог разгадать этой закономерности. В конце концов на основе экспериментов была составлена диаграмма, которой и пользовались, подбирая сталь для того или иного проекта. Когда же со дна подняли обломки корабля, оказалось, что сталь на его бортах в холодной воде стала хрупкой и от удара растрескалась, как хрустальная ваза. Тогда Аверил подумал, что Главный инженер не совершил ошибки. Он действовал в соответствии со своими знаниями, а знать больше он просто не мог. И тем не менее он принял вину на себя и сам вынес себе приговор. Аверил до сих пор не знал, прав ли был Главный инженер. То есть он, несомненно, был прав для себя, но Аверил был не уверен, что на его месте выбрал бы такой же путь, и в глубине души надеялся, что выбирать не придется.
Однако сейчас он понимал, что если будет двигаться по прежнему пути, то рано или поздно встанет перед выбором: продолжать строить самолеты, зная, что никогда не сможет обеспечить пассажирам безопасность, или закрыть для себя эту тему и податься в почтальоны.
И совершенно внезапно этот вопрос из отвлеченной этической дилеммы превратился в до ужаса реальную проблему. На одном из раутов к Аверилу подошел представитель весьма фешенебельного и тонного Клуба чудаковатых географов, объединявшего самых эксцентричных богачей обоих континентов, и сообщил, что члены Клуба решили заказать вольному инженеру самолет для участия в ежегодном соревновании на самое быстрое путешествие вокруг света. У Аверила-человека не было ни малейшего желания связываться с чудаковатыми географами, но Аверил-инженер сразу понял, что это великолепный шанс для авиации.
– Я мог бы заняться вашим проектом, – сказал он как можно более томным и безразличным голосом. – Но учтите, что при движении в атмосфере я не могу гарантировать не то что высокой, а и просто устойчивой скорости хоть сколько-нибудь продолжительное время. Я предполагаю, что по-настоящему быстрый самолет должен перепрыгнуть плотные слои атмосферы и двигаться там, где она будет разреженной.
– О, дружище! – воскликнул его собеседник. – Вы сразу вникли в суть! Это будет совершенно в традициях клуба.
Глава 33. Соперница
Два года назад Аверил вообразить себе не мог, что вернется в родную Мастерскую, но уже не в качестве работника, а в качестве заказчика. Теперь же это казалось наиболее логичным решением. В последнее время Мастерская занималась постройкой самолетов на заказ, хотя и не таких сложных, как задуманная Аверилом машина, но все же лучше было начинать с налаженного производства, чем в чистом поле. Поэтому, подписав предварительное соглашение с Клубом географов, Аверил засобирался в Рестридж.
Янтэ решила пока остаться в Раковине – она только начала входить во вкус изучения языков. Кроме того, профессор Алберин организовал для нее ставку ассистента на своей кафедре. Концепция заработной платы оказалась внове для островитянки, и она сочла ее восхитительным ребячеством.
«Ты представляешь? Он будет мне платить только за то, что я буду сидеть и разговаривать на своем языке! Нет, ты представляешь?! Мама бы просто онемела!»
На этот раз Аверил решил наконец совершить путешествие на дирижабле – до этого ему мешал глубокий, хотя и необъяснимый рационально стыд. Только теперь он внутренне счел себя вправе подняться на борт «Облака в лазури», сидеть за столом, покрытым накрахмаленной скатертью, вдыхать аромат голубых лилий в вазе, укрепленной в специальном гнезде в середине стола, наслаждаться цыпленком, жареным с ломтиками груши, смаковать белое вино, слушать перебор клавиш волшебного рояля из легкого серебра, поглядывать в окно на проплывающие внизу облака и, ради чего вся эта эскапада и затевалась, рисовать в блокноте профиль крыла – необычно длинного и узкого, сильно скошенного назад, способного поддерживать самолет в разреженной атмосфере.
После такого изысканного путешествия вокзальная суета, шум и пары, раздуваемые поездом, показались ему чем-то низменным и вульгарным. Кроме того, вокзал Рестриджа напомнил Аверилу о встрече с Баррисом, что испортило ему настроение, – он думал, как обрадовался бы храбрый летун, услышь он о новом проекте, как настаивал бы на том, чтобы самому повести самолет в первый полет, и с каким удовольствием Аверил взял бы его в дело.
