– Вы хотите вернуться? – спрашивает он.
Я вскидываю голову.
– Я пришла сюда, чтобы найти своего чертова пациента и отругать его как следует. И я не уйду, пока не сделаю это!
Хижина вблизи выглядит не так романтично. Собственно, это стандартный модульный домик с большой верандой. Мы поднимается на скрипучее деревянное крыльцо. Дверь не заперта, и мы входим.
Здесь тоже царит порядок, и по-прежнему нет ни следа человеческого присутствия. В кухне постелены полосатые половики, на стенах в рамках под стеклом – засушенные цветы: то ли картины, то ли листки гербария. Но вся посуда стоит на полках и покрыта слоем пыли – похоже, к ней давно не прикасались. Лева трогает лежащую рядом с раковиной губку и убеждается, что она тоже сухая и пыльная. В гостиной диван укрыт пледом, на нем лежат мягкие подушки, явно нуждающиеся в чистке. Над диваном висит в раме рисунок углем: два кентавра мчатся в высокой траве.
Лева заходит на веранду и зовет меня:
– Хелен! Вы только взгляните!
Веранду явно приспособили под мастерскую художника. И здесь нам впервые попадаются следы, указывающие, что в этом доме кто-то жил, хотя и давно. В вазочках на столе торчат кисти с засохшей краской, по столу и по полу разбросаны листы бумаги, карандаши и угольки. И всюду: на столе, на стенах, на полу – рисунки, рисунки, рисунки. Букеты, пейзажи, но больше всего кентавров. Вот кентаврица встала на дыбы, чтобы сорвать с высокой ветки яблоко. Вот кентавр задумчиво ковыряет травинкой в зубах. Два кентавра дерутся тяжелыми дубинами, кентавр и кентаврица перебрасываются мячом. Кентавр, опустившись на колени, разжигает костер. А вот два кентавра занимаются любовью – выглядит непристойно, но довольно убедительно и даже захватывающе.
– Рисунки Риты? – спрашиваю я.
Лева кивает.
– Похоже на то.
Мы возвращаемся в гостиную. Там довольно темно, но Лева раздергивает шторы, и я вижу то, на что не обратила внимания в первый раз. В дальнем углу гостиной стоит стол, резко выделяющийся из окружающей обстановки. Это обычный офисный «умный» стол со встроенным уникомпом-картотекой, столешницей-экраном и диктофоном.
– Жаль, в локальную сеть не влезем, – вздыхает Лева. – Наверняка запаролена.
Тут я замечаю нечто, чего никак не ожидала увидеть: прямо на сенсорном экране столешницы лежат несколько самодельных тетрадей, больше всего напоминающих старинные истории болезни, которые я видела в университетском музее.
Тут выдержка изменяет нам. Мы наперегонки бросаемся к столу и хватаем артефакты. Лева, перелистывает страницы, бормочет:
– Полицейские отчеты… почерк Бондаря… я видел, как он расписывается на адресах и поздравительных открытках… Видимо, он дублировал их… на него похоже. Но странно… почему он не хранил данные в сети?..
Потом мы поднимаем глаза на стоящий рядом небольшой шкаф, а в нем – целый арсенал: два охотничьих карабина, винтовка, пистолеты.
– Кажется, Бондарь здесь прочно обосновался, – говорит Лева. – Почему бы и нет? Хижина пустует. Может, он до сих пор ищет зацепки в деле Риты…
Лева кладет папку, которую перелистывал, на стол, и тут я невольно вскрикиваю.
С фотографии, прикрепленной к обложке папки, на меня смотрит лицо моего отца.
Лева поднимет руку:
– Тише, Хелен, не бойтесь… Я тоже это слышу…
– Что слышите?
– Эти звуки.
Я прислушиваюсь и в самом деле различаю какой-то еле слышный скрип.
– Они идут сверху, – говорит Лева. – Кажется, что-то на втором этаже. Я пойду первым.
Он достает из кобуры пистолет и начинает подниматься по лестнице.
На втором этаже мы находим только две пустые спальни и ванную комнату, но звук становится отчетливей, и теперь к нему присоединяется то ли журчание воды, то ли какое-то неотчетливое бормотание и всхлипы.
– На чердаке, – шепчет Лева.
В самом деле, люк на чердак открыт, к нему приставлена стремянка. Мы поднимаемся тем же порядком: сначала Лева с пистолетом, потом я. На чердаке полутьма. У дальней стены в кресле что-то шевелится. Что-то живое, темное и мохнатое. Я понимаю, что вижу, и бросаюсь вперед на секунду раньше, чем Лева командует: «Стойте, Хелен!»
В кресле сидит Клаус Кнехт, завернувшийся в черный мохнатый плед, и горячий, как печка. Секунду я думаю, что он просто простудился (но почему сидит на чердаке?), потом слышу, как он бормочет: «Пометил… пометил весь дом… не могу… он везде… он захватил… здесь…»
Лева включает фонарик, и я вижу лицо Клауса – красное и отечное. Его с трудом можно узнать.
– Что с ним? – испуганно спрашивает Лева.
– Не понимаю, – честно сознаюсь я. – Похоже на то… Но этого не может быть!.. Это же были аутотрансплантаты!.. Ладно, ясно, что ему плохо и ему нужно в больницу.
– Давайте попробуем спустить его вниз.
– Конечно.
Тут Клаус поднимает голову:
– А… это ты? – говорит он.
Секунду я думаю, что он правда узнал меня. Но он продолжает:
– Давай сбежим… Он все тут ходит и ходит… Найдем новый дом, он нас больше не тронет.
– Конечно, – быстро отзываюсь я. – Конечно, давай. Попробуй встать, и пойдем отсюда.
Мы с Левой осторожно берем его под мышки и с грехом пополам спускаем с чердака. При каждом шаге он стонет и едва не падает на нас. Дальше дело идет проще.
Мы уже на середине лестницы, когда слышим на улице шум двигателя.
– Вы вызвали помощь? – спрашиваю я.
– Да нет, что вы, они бы не успели приехать все равно, – отвечает Лева.
Мы выводим Клауса на улицу и видим Бондаря. Он стоит на дорожке и держит в руках карабин. И дуло, словно темный двойной глаз, смотрит прямо на нас.
Клаус опускается на крыльцо. Мы замираем рядом с ним как часовые.
– Ребята, отойдите, – просит Бондарь. – У меня в патронах крупная дробь. Если выстрелю, наделаю дырок во всех троих.
На этот раз его голос звучит удивительно мягко.
– Вальтер, мы не можем, – так же мягко и тихо отвечает Лева. – Уберите ружье, и тогда вы сможете нам объяснить, что происходит.
– Я собираюсь его убить, – просто отвечает Бондарь. – А вы должны уйти.
Молча мы сдвигаемся так, чтобы заслонить Клауса. Я успеваю удивиться тому, что ничего не чувствую. Кажется, чувства не успевают догнать мое тело. Внезапно Кнехт кладет нам руки на плечи и с трудом поднимается на ноги, наваливаясь на нас всей тяжестью.
– Почему… ты… убил… ее? – спрашивает он, коротко выдыхая после каждого слова. – Я… ждал тебя… так долго. Я хотел спросить… это. Почему ты ее… убил?
– Клаус, осторожно, он ничего вам не сделает, – Лева пытается удержать его.
