– Это ваш друг? – напрямую спросил я у Изабеллы, когда дверь закрылась.
– Это мистер Дивер. Он вас заинтересовал?
Нечто в тоне Изабеллы выдавало ее готовность, а может даже нетерпение броситься в бой ради мистера Дивера. Будь я женщиной или мужчиной более мудрым, нежели на самом деле, то, несомненно, уклонился бы от вызова, а не принял его.
– Не могу сказать, чтобы сильно, – ответил я.
– Вы, кажется, имеется что-то против него, – резко ответила мисс Гейерсон. – Прошу, не забывайте, что это мой друг.
– Не похоже, что давний, – имел глупость заявить я. – Он не из восточных графств, и раньше я о нем не слышал.
– Собственно говоря, я познакомилась с ним на балу в городе на прошлой неделе, и он попросил разрешения нанести мне визит.
Я хохотнул, и Изабелла посмотрела на меня с холодным осуждением. Разумеется, это дело меня не касалось, и оно, вполне возможно, подвигло меня к дальнейшим просчетам.
Умонастроение мисс Гейерсон озадачивало меня. Она с готовностью снабжала меня информацией, касающейся мистера Дивера, успехи которого на почве укрепления знакомства, по самой скромной оценке, были весьма стремительны. Но снабжала определенными порциями. Изабелла попеременно удовлетворяла и подстегивала беспокойство, вполне естественное для старого друга, к тому же человека, почти всю свою жизнь вращавшегося среди авантюристов. Филип Гейерсон, ее брат и мой близкий друг, находился в данный момент в Вене. Изабелле не у кого было спросить совета. Мне кажется, она предвосхитила тот тип современных девушек, которые, почерпнув куцые знания о мире из дурацких женских романов, считают себя достаточно компетентными, чтобы проложить верный курс мимо жизненных отмелей и рифов.
У Изабеллы имелся, как я понимал, определенный опыт общения с обычными светскими охотниками за приданым – парнями вполне приятными в обхождении, нет спора, но страдающими от недостатка самоуважения и мужества. Поэтому меня удивляло, что она склонна закрывать глаза на очевидные признаки, свидетельствующие о принадлежности Дивера к тому же классу.
– Быть может, вы тоже окажете нам честь отобедать с нами в четверг, – сказала наконец девушка. – Похоже, вы, вопреки уверениям, питаете глубокий интерес к мистеру Диверу.
– С большим удовольствием приду, – отозвался я, несколько невежливо, как опасаюсь.
И в обычно сдержанном взгляде мисс Гейерсон блеснул огонек радости, если даже не триумфа.
Альфонс Жиро принял мое предложение прогуляться до клуба. В отношении меня он вел себя как-то отстраненно и неестественно, и мне хотелось докопаться до причин такого поведения человека, всегда называвшего себя моим другом. Из присутствующих только Изабелла выступила против моей идеи, многозначительно напомнив Альфонсу, что ему еще надо успеть одеться к ужину.
– Что ж, Мист наконец-то стал оставлять следы, – сказал я, когда мы свернули на Пикадилли.
– Меня интересует не столько Мист, сколько деньги, – ответил Жиро, поигрывая тростью и нарочито внимательно оглядывая окрестности.
– Ого!
– Да. И я начинаю приходить к мысли, что не увижу ни того, ни другого.
– Вот как?
– Давайте оставим эту неприятную тему, – заявил француз, помолчав немного. Вид у него был такой, словно он пытается уклониться от неизбежной ссоры. – Какие чудесные лошади у вас в Англии! Видели ту пару на вокзале Виктория? Глаз не оторвать! А какой аллюр!
– Да, – отозвался я без энтузиазма. – Лошади у нас недурны.
И прежде чем я успел вернуться к предмету, который уже не объединял, а разделял нас, Альфонс извлек часы и торопливо зашагал прочь, оставив меня стоять, охваченного необъяснимым чувством вины.
Глава XIX
Охота
L’amour du mieux t’aura interdit le bien
[97].
– Неужели я похож на человека, улетевшего из Парижа на воздушном шаре? – заявил Джон Тернер в ответ на мое предположение, что он воспользовался этим популярным в то время способом бегства. – Нет, я покинул город через ворота Кретей, без труб, барабанов и прочей романтики, за исключением laissez-passer
[98], подписанного Фавром
[99]. Еще до конца следующей недели в Париже наступит час расплаты, а я вовсе не склонен раскошеливаться.
– И что это будет за расплата? – поинтересовался я.
Джон Тернер поправил брюки на коленках, где ткань неизменно норовила обтянуть его полные ноги.
– Ну, правительство национальной обороны начинает доказывать, что его назвали так по ошибке. Вскоре его сменит правительство национальной разрухи. Ослы на улицах уже мечтают обосноваться в Отель-де-Виль
[100], и вскоре своего добьются.
– Вы вовремя убрались из города, – сказал я. – И похоже, не слишком пострадали от осады.
– Во времена войны лучше банкиров живут только солдаты, – ответил финансист, оправляя жилет, на размерах которого явно не отразились лишения, претерпеваемые, судя по слухам, большинством осажденных парижан. Потом он резко сменил тему. – Как там Мист?
– Снова видел его спину. Мне начинает уже казаться, что у этого человека совсем нет лица.
Я поведал своему многомудрому другу про неудачную попытку перехватить Миста в Английском банке.
– Дело в том, что месье Мист – необычайно хитрый негодяй. Вам следует быть осмотрительным. Когда он покажет-таки свое лицо, берегитесь. А лучше послушайте моего совета и предоставьте это маленькое дело тем, кто знает толк в таких вещах. Не всякий способен управиться с парнем, в кармане у которого заряженный револьвер. Кстати, у вас-то нет при себе оружия?
– В жизни никогда не носил.
– Так купите. Я всегда таскаю с собой пистолет – в заднем кармане, где ни я и никто другой до него не доберется. Жаль, что вы не придете на обед, у меня есть к вам обстоятельный разговор.
Банкир устроился в громадном кресле, целиком заполнив его. Мне нравится, когда с возрастом человек приобретает объем.
– Присаживайтесь, угощайтесь сигарой, – предложил мой друг. – Полагаю, вы не прочь выпить. Официант, принесите этому джентльмену чего-нибудь. Эти современные молодые люди не могут покурить без спиртного. Отвратительная привычка. Официант, мне то же самое.
Когда мы остались наедине, Джон Тернер долго курил и смотрел на меня своими умными, похожими на бусины глазами.
– Знаете, Дик, – промолвил он наконец. – Я включил вас в свое завещание.
