Тура не сразу поняла за грохотом барабанов, что все присутствующие женщины, выстроившись вокруг деревянного столба в центре помещения, поют хором, выводя голосами странную песнь с афроамериканскими мотивами.
– Прийе гинен, – шепнула ей на ухо Пташечка, – молитвенная песня, открывающая церемониал. А потом еще будет песнь для лоа барабанов – он переводит наши слова на язык ритма, которым общаются духи. А по столбу в это время будут спускаться в наш мир лоа и эшу…
– О милостивый Легба нан Рада! – мощный голос манбо легко перекрыл грохот барабанов. – О могучий Легба нан Петро! Откройте нам Гран-Шемен – Великую Дорогу, которая соединит место нашей церемонии со страной духов, чтобы те смогли беспрепятственно явиться на наш праздник!
Девчонки из банды раскачивались и подрыгивались в такт барабанам. Пташечка вдруг взвизгнула и закружилась в причудливом танце, далеко запрокидывая голову. Даже Туре временами казалось, что перед ней отплясывает нечеловеческое существо, что уж говорить о малограмотных чернокожих девках из гетто, которые приветствовали первую одержимость восторженными возгласами:
– Эшу! Эшу ди Капа Прета!
Краем глаза Сатана заметила, что ведьма заставляет участниц церемонии отпить какой-то дряни из огромной морской раковины, невесть откуда появившейся в ее руках – словно сатанинское причастие. Она начала бочком отступать к двери, но внезапно уперлась в бедро Кэт Текилы, которая с обворожительной улыбкой кивком указала ей на раковину.
Обернувшись, Тура встретилась взглядами с Багамой Мамой. Та смотрела на нее без злости и осуждения, но пристально. Рысь поняла, что избежать зловещего причастия Вуду без серьезных последствий не удастся.
Быстро просчитав имеющиеся варианты, Света пришла к выводу, что запредельного риска в этом нет. В конце концов, множество черных девчонок, включая Текилу, уже приняли причастие до нее, так что это однозначно не яд. Разумеется, это какой-то наркотик, но она сумеет держать себя в руках, ее учили преодолевать воздействие наркотиков на силе воли. И там наверняка растворена какая-то часть высушенного трупа, перетертая в порошок, потому что в снадобьях Вуду по-другому не бывает. Но спецагент должен уметь преодолеть и такое мерзкое испытание.
Поэтому когда очередь дошла до Туры и Мама манбо приблизилась к ней с раковиной в руках, мулатка покорно позволила влить себе в рот пару глотков какой-то ароматической смеси молочного цвета со странным перечным привкусом, и с большим трудом сглотнула.
То, что это не молоко, она убедилась довольно быстро.
Одна за другой черные сестры вокруг нее срывались в довольно зловещий танец, подчиняясь ритму, который задавали вудуистские барабаны. Поведение и пластика девушек переставали быть человеческими, теперь это были крадущиеся в джунглях леопарды, свирепые крокодилы, кровожадные гориллы, безумные буйволы, а также жуткие бегемоты, которых принято считать медлительными и добродушными созданиями, – но древнеримские гладиаторы во время водных боев не зря всегда опасались гораздо больше, чем крокодилов, этих мощных, коварных, безжалостных, малочувствительных к боли, легко свирепеющих и впадающих в боевое безумие всеядных чудовищ, неповоротливых на берегу, но в воде превращающихся в смертоносные линкоры. Некоторые девки представали вообще неопознанными существами с невероятной изломанной пластикой, какими-то чудовищными, не существующими в нашем мире тварями, которым мешали двигаться человеческие кости, – и это пугало больше всего.
Тура Сатана ощутила, как ее сознание понемногу затапливает непроглядный молочный туман. В диверсионной школе Светлану Рысь учили использовать собственное Ид, низшие уровни подсознания, отвечающее за примитивные животные желания – для того, чтобы получать извращенное удовольствие от вражеских пыток, к примеру, или преодолевать воздействие не самых сильных психоактивных веществ. Однако в результате мощного воздействия неведомого вудуистского наркотика матушки манбо Ид Рыси было напрочь сметено, будто хлипкая преграда из бревен могучей волной паводка. Ее сознание словно отделилось от тела и, зависнув чуть в стороне, над головой, бесстрастно наблюдало, как Тура Сатана яростно выплясывает в толпе таких же безумных девок, выгибаясь совершенно невозможным для человека образом. Нетрудно было вообразить, что в ее тело вселился бес или какой-нибудь вудуистский эшу.
Только у Туры, в отличие от других черных девок, участвующих в церемонии, которых стихия толпы беспорядочно мотала по всему помещению, был дополнительный маяк.
Зловещий и пристальный взгляд пристессы Вуду, ведьмы-манбо.
«Эшу Рей! Эшу ди Капа Прета! – губы манбо шевелились беззвучно, и жуткие слова словно рождались в пространстве сами собой – со значительной задержкой. Они превращались в камни и падали на пол, разбиваясь в мелкую пыль. – Ком эле нингем поди!..»
Повинуясь пристессе, неистово отплясывая, кривляясь и выгибаясь так, как не способно ни одно живое существо из плоти и костей, Сатана приблизилась к алтарю.
На алтаре обнаружился остро заточенный кинжал. Откуда он здесь взялся?! Когда Тура помогала манбо готовить алтарь к церемонии, его здесь не было. Более чем странно, черные подруги; но ладно, разберемся. Какая разница?!
Заинтересованное существо-обезьянка, заменившее собой сознание Сатаны, ухватило кинжал за рукоять, покрутило им в воздухе, распугивая случившихся рядом девок. Это была вещь, стоящая большинства тех чепуховин, которые жертвуют духам лоа и эшу человеческие дуры. Это была настоящая вещь, которой так здорово рассекать бабскую глотку…
Пылающий взор манбо не отрывался от лица Туры. Сатана почти физически чувствовала жар, которым пылал этот взор. Этот жар полыхал живым огнем на ее скулах, на подбородке, на лбу, прожигая кожу до мяса. Единственным способом спастись от жуткого жара было полностью подчиниться пристессе, выполнить то, что она хочет. Например, взять кинжал и перерезать себе горло…
Тура подняла свое оружие, неловко зажав его в кулаке, словно никогда в жизни не держала такую штуку. Зарезать девку, в теле которой она сейчас пребывала, не составляло для нее особого труда. Она всегда сможет вселиться в тело другой чернокожей девки, участвующей в церемонии. Конечно, было немножко жалко – баба все-таки красивая и фигуристая, не каждый день удается оседлать такую. И что-то еще было связано с ней у твари, завладевшей сознанием Туры, что-то непонятное и трудноуловимое. Казалось, что яростно бьется где-то вдалеке какое-то странное существо, заключенное в надежную духовную клетку, и зовут это существо Светлана Рысь. Туре не было жалко Светлану Рысь, та просто о чем-то ей напоминала, но не более того.
Сатана криво поднесла кинжал к горлу, и бабушка манбо ласково кивнула ей, поощрительно улыбнувшись.
Тура медленно, смакуя каждое движение, вдавила лезвие кинжала в свое горло напротив сонной артерии.
«Эшу Рей! Эшу ди Капа Прета! – страшно грохотало внутри ее черепной коробки, вызывая почти физическую боль. – Ком эле нингем поди! Поэйра да энкрузильяда!..»
Неимоверным усилием Тура разорвала белесую пелену перед взором. На мгновение избавившись от невероятной дурноты, подчиняющей сознание чужой воле, выронила кинжал, оставив на горле лишь красную вдавленную полосу. Уставившись в пространство широко раскрытыми, неподвижными, невидящими глазами, рывками протянула руку к алтарю, словно преодолевая невероятное невидимое сопротивление. Слепо пошарила скрюченными пальцами, смахивая сухие цветы, сгребла с алтаря гигантский стакан, уронив на пол тлеющую сигару, и принялась, обжигая гортань и щедро проливая на футболку, гулко и жадно глотать крепчайший подогретый ром, что вызвало у девок, еще способных воспринимать реальность, стон восторженного ужаса:
