– Отправь свою гондолу домой, Маттео. Мы же с тобой подъедем на моей гондоле к лагунам и дорогой переговорим обо всем. Подумать только, что не далее как вчера вечером мы так весело болтали с твоими кузинами и что сегодня они находятся во власти этого негодяя Мочениго, который, наверное, играет в этом деле главную роль. А кстати, – прервал Фрэнсис самого себя, – не знаешь ли ты, где он теперь живет?
– Я слыхал неделю тому назад, что он был в Ботонде, близ Чиоггии, но где он в настоящую минуту – не знаю.
– Мне кажется, следовало бы узнать, где он находится, и проследить за ним. Возможно, впрочем, что он примет меры предосторожности и в течение некоторого времени не будет навещать пленниц, предполагая, что подозрение в их похищении падет, конечно, на него и что за ним будут следить.
– По всей вероятности, Полани уже подумал об этом и примет свои меры; в этом случае он встретит поддержку всех влиятельных лиц в Венеции, за исключением семейства Мочениго и их друзей. Похищение молодых девушек среди бела дня должно считать за обиду, нанесенную каждой семье в Венеции; всякий невольно подумает, что то же самое может угрожать и его сестрам или дочерям.
– Вернемся, домой, Маттео, наши разговоры не приведут ни к чему, пока мы не узнаем, какие меры приняты уже синьором Полани.
По прибытии домой Маттео узнал, что Полани в сопровождении двух членов Совета отправился на материк на одной из самых быстроходных правительственных галер. Было наскоро устроено совещание членов Совета и решено отправить двух лиц из состава Совета в сопровождении официального представителя республики в Ботонду; им было отдано приказание арестовать Руджиеро, если только они его найдут там; в случае же, если они не разыщут его, было приказано послать уведомление по всем городам республики об аресте его и высылке под сильным конвоем в Венецию. Кроме того, тотчас же отрядили несколько галер к различным торговым городкам Венецианской республики с приказанием делать строгий обыск на каждом вновь прибывающем или отбывающем судне и осматривать всех приезжающих или отбывающих на лодках в течение этого же вечера и ночи. Заявление о том, что Полани обещал крупную награду за нахождение его дочерей, должно было тоже быть разглашено повсюду. Известие о похищении молодых девушек быстро распространилось, и весь город пришел в негодование. Матросы порта Маламокко толпой хлынули в Венецию; они считали оскорбление, нанесенное семейству влиятельного коммерсанта, почти за личную обиду. Камни полетели в окна палаццо Мочениго, и толпа готова была разгромить дворец, если бы не вступилась полиция, взяв здание под свою охрану.
– Можно еще утешаться тем, – заметил Джузеппе, – что в эту минуту Мочениго так занят своими собственными делами, что ему некогда думать о вас, синьор Фрэнсис. Я с самой той памятной ночи плохо сплю, мне все снятся тяжелые сны.
– Ты больше беспокоишься обо мне, чем я сам, Джузеппе, но и я тоже был осторожен, имея в виду, что хотя Руджиеро и отсутствует, но друзья его находятся здесь и не дремлют, как это видно по удавшемуся похищению молодых девушек…
– Надеюсь, отец, – сказал Фрэнсис мистеру Хэммонду на следующее утро, – что не случится особенной надобности мне ехать в Англию, прежде чем не обнаружится что-нибудь по делу Полани.
– Скажу тебе откровенно, Фрэнсис, что я несколько изменил свои планы; после того, что сказал мне на днях синьор Полани, я чувствую, что было бы неблагоразумно с моей стороны настаивать на твоем возвращении на родину. При его обширных торговых и деловых связях он может быть тебе чрезвычайно полезен: под его покровительством ты можешь начать свою карьеру при лучших условиях, нежели вступив в мой торговый дом в Лондоне, и потому для тебя будет лучше, если ты пока останешься здесь. Разумеется, в эту минуту Полани так поглощен заботой о своих дочерях, что ни о чем другом не в состоянии думать, но ты, во всяком случае, можешь здесь переждать некоторое время, и тогда он, по всей вероятности, займется тобой.
Фрэнсис в душе был очень доволен решением отца.
Синьор Полани к вечеру уже вернулся в Венецию. Руджиеро Мочениго оказался дома и выразил сильное негодование против взведенного на него, якобы несправедливого, обвинения в том, что он способствовал похищению синьорин Полани. Несмотря на это, его решили держать под арестом до того времени, пока девушек разыщут.
Тотчас по возвращении домой синьор Полани послал свою гондолу за Фрэнсисом.
– Как видите, ваши подозрения были совершенно основательны, – сказал он, когда Фрэнсис вошел в комнату. – Я горько упрекаю себя в том, что тотчас же не принял мер к удалению этой низкой женщины – тогда мои дочери были бы в безопасности! Мне казалось немыслимым, чтобы особа, к которой я относился как к другу нашего семейства в течение стольких лет, могла так коварно злоупотребить моим доверием, однако ваше предостережение не давало мне покоя, и я поэтому сам отправился за дочерьми, но было уже поздно! Я теперь послал за вами, Фрэнсис, сам не отдавая себе отчета в том, зачем я это сделал; отчасти меня к тому побудила мысль, что вы оказались более прозорливым, нежели я, в первом деле и, может быть, и теперь укажете на какой-либо способ действий для поисков моих дочерей. Для меня, во всяком случае, несомненно одно, что это дело затеяно Руджиеро Мочениго.
– К сожалению, синьор, едва ли мне удастся придумать что-либо такое, что уже не было придумано вами. Одно только, по-моему, вероятно, что ваших дочерей увезли отсюда, так как, узнав, что обещана крупная награда за их нахождение, похитители побоятся оставить девушек в Венеции. Кроме того, мне кажется, что Мочениго, наверное, предполагал тотчас же ехать к ним, куда бы их ни поместили, как только ему донесли бы о благополучном исходе затеянного им похищения; теперь же, когда вы, по счастью, узнали о похищении раньше, нежели он мог ожидать, и прямо отправились к нему с приказанием Совета, то этим, по всей вероятности, расстроились все его планы. Возможно даже, что он от вас первого узнал о том, что похищение удалось. Если же вы явились бы к нему двумя-тремя часами позже, то могли бы уже не застать его.
– Я на это только и рассчитывал, Фрэнсис; его сообщники могли располагать только четырьмя часами времени до моего вмешательства в это дело. Между ними, наверное, было условлено, что они ему донесут тотчас же, как только совершится похищение. Между тем я, отправившись прямо к нему на правительственной гондоле, рассчитывал опередить его сообщников. Было уже заполночь, когда я прибыл к нему, но он еще не спал, очевидно, поджидая своих товарищей-негодяев. Я прежде всего распорядился поставить караул вокруг его дома с приказанием задерживать всякого, кто приблизится к палаццо. Никто, однако, не приходил. Но известие о том, что к дому так поздно ночью подъехала правительственная галера, подняло тревогу, и пособники Мочениго должно быть были предупреждены о моем приезде тотчас же после моего прибытия к нему.
– Я полагаю, синьор, что было бы весьма важно поручить нескольким доверенным лицам следить за домом, где арестован Мочениго; теперь главное в том, чтобы не дать ему возможности ускользнуть из-под надзора стражи.
– Да, это верно, Фрэнсис, и я тотчас же воспользуюсь вашим советом. Вы однажды уже спасли моих дочерей, и какое-то предчувствие подсказывает мне, что и на этот раз их спасение будет зависеть от вашего содействия.
