– Укрытие! – рявкнул Развияр.
Прошло мгновение, другое полной тишины. Потом донесся с неба нарастающий свист; даже у Развияра от этого звука встали дыбом волосы. Он увидел стрелу в полете – точку, острие, летящее ему в глаза, он увидел блеск наконечника и трепетание золотых перьев; в следующий миг стрела ударила в щит, и Развияр еле устоял на ногах.
Туча тяжелых стрел упала на «Крыламу», врезаясь в щиты, втыкаясь в доски, пробивая паруса, нависая почти вертикально, как струи дождя. Грянулось о палубу тело матроса, сбитого с мачты. Развияр повернул голову; рядом шел «Пузан», окутанный летящими стрелами, как золотой сетью.
– Ветер, – сказал он сквозь зубы.
– Есть ветер, – ровно отозвалась Яска. – Прикажи поднять все паруса.
– Поднять паруса-а!
Развернулись черные полотнища. Матросы на мачтах задыхались и кашляли в дыму. И «Пузан», и «Уховертка» отстали и тут же снова нагнали «Крыламу». Яска замерла, подняв ладони к небу, и ветер повиновался ей; золотой флот выстроился перед ними подковой, будто приглашая в ловушку, и три корабля на полном ходу шли в эту западню, будто желая быть окруженными. Теперь безо всякой трубы видны были чистые светлые палубы, ряды стрелковых гнезд, весла, пенящие золотую воду под золотыми кораблями…
– Стрелы.
– Укрытие!
Снова послышался нарастающий свист. Ударил ливень стрел. Капитан выругался; разлетались в щепки деревянные стены кают. Палуба цвела, как поле, золотыми цветами: играло солнце на оперении стрел, глубоко вонзившихся в доски.
– Когда? – спросил Развияр.
– Скоро, – Яска глядела, чуть прищурившись.
– Ты не можешь прикрыть от стрел, хоть на время?
– Не могу… Кочегарам – боевая готовность.
– Кочегарам – боевая! – закричал капитан. – Поднимите сигнал, лентяи, живо!
Он нервничал, становясь многословным. Взлетели сигнальные флажки; на «Пузане» и на «Уховертке» повторили команды. Развияр еще раз покосился на «Пузан»; невозможно было разглядеть, есть ли кровь на его палубе. С каждым мгновением вражеские стрелки все ближе, залпы все смертоносней…
– Пять, – сказала Яска. – Четыре. Три…
Развияр зажмурился. Он много раз воображал себе эту минуту. Три корабля, оторвавшись от остальной эскадры, врезались глубоко в расположение врага, золотые паруса уже не только прямо по курсу, но и справа, и слева…
– Два, – ровным, бесцветным голосом считала Яска. – Один… Огонь!
– Огонь! – закричал Развияр.
Его крик подхватили ревом матросы. Слева взревели на «Пузане», справа на «Уховертке». Толстая труба за бушпритом «Крыламы» мелко задрожала, из ее раструба, похожего на разинутый рот, вылетело облако пламени. В тот же миг плюнули огнем «Пузан» и «Уховертка».
Огненные шары зависли над самой водой, отражаясь в волнах, притягивая взгляд, завораживая. В них бушевало пламя пожара и горели язычки свечей, трещал уютный комелек, занимался край бумажного листа, в них корчились, сгорая, рукописи гекса, догорал одинокий костер, метались огни факелов на сквозняке; Развияр усилием воли вырвал себя из транса. Яска глядела прямо перед собой, губы ее шевелились, а перстень на пальце разгорался сильнее. Развияр посмотрел вперед; там, под золотыми парусами, обмерли от неожиданности люди, но в глазах их по-прежнему не было страха.
Шары разбухали, струились, перетекая, складываясь в подобия огромных крылатых существ. Очертаниями они были похожи на огневух, но только отдаленно. Вот огненная тварь, рожденная в трюме «Крыламы» напряжением и волей Яски, скользнула над водой по направлению к флагманскому кораблю Золотых. Едва коснувшись бушприта, изменила форму, превратившись в спрута, обвила мачты гибкими щупальцами, и золотые паруса потеряли блеск, на глазах превращаясь в черные.
Запылали мокрые весла, как горят поленья в очаге. Огненная тварь, облепившая своим телом корабль, умирала вместе с ним. Две других, из «Пузана» и «Уховертки», выбрали себе жертвы и разошлись в разные стороны, и сразу же вспыхнули еще два корабля.
– Огонь!
Три стальных трубы снова извергли пламя. Яскин перстень горел, под ее правой ноздрей набухала капелька крови. Летучие сгустки пожара снова обрели форму крылатых тварей, и только тогда до ушей Развияра донесся крик ужаса с далеких кораблей.
* * *
Золотые не знают страха.
Так говорила легенда; под-адмирал Галагар дорого дал бы в этот день, чтобы в ней оказалась хоть капля истины. Увидев, как окутывается пламенем флагман, старый моряк все свои душевные силы употребил на то, чтобы не закричать от ужаса.
Если гибнет адмирал – командование флота переходит к первому под-адмиралу; на плечи Галагара упал сейчас этот бой и этот чудовищный враг, явившийся под черными парусами, вооруженный неслыханным магическим оружием. Люди с горящих кораблей прыгали за борт; Галагар сдавленным голосом велел спускать шлюпки. Может быть, кого-то удастся спасти.
Три черных корабля еще и еще извергали огонь. Нечеловеческая, отвратительная война – убивать огнем на расстоянии; в чьей темной душе могла зародиться подобная мысль, и какова должна быть эта душа?! Преодолевая орущий в ушах страх, Галагар лихорадочно соображал. Если три черных корабля не замолчат сейчас – сражение будет проиграно. Надо заставить их замолчать. Надо заткнуть им огненные пасти.
Над под-флагманом взвились флажки: Галагар отдал единственный возможный приказ и теперь мог только надеяться, что выполнить его – в человеческих силах.
* * *
В трюме «Крыламы» ревел огонь в печах. Люди, не выдерживая страшного жара, менялись каждую минуту возле топки, возле мехов, возле черного стального механизма, с хрустом перемалывающего дымящиеся яйца огневухи. Каждое яйцо было помечено красным росчерком – черная женщина-маг помечала их собственноручно.
Корпус был пропитан желчью двухголовой болотной змеи, предохраняющей от пожара. Кочегары горбились под тяжелыми доспехами, дочерна вылизанными пламенем. Приказы гремели в жестяной трубе, прорываясь сквозь рев печи, эхом отдавались от стен: «Огонь! О-онь!»; тогда шестеро кочегаров вместе налегали на рычаг, и печь испражнялась пламенем в широкую, раскаленную добела трубу.
Угасало пламя, и в трюме на мгновение делалось темно и обморочно тихо. Потом снова скрежетал механизм, перемалывая огневушьи яйца; печь, будто опомнившись, ревела с новой силой, и люди, сменяясь каждую минуту, не знали и не ведали, что происходит наверху.
* * *
Голубое небо затянулось дымом. Развияр стоял, раздувая ноздри, почти как Яска; женщина небрежным движением стерла кровь с губ. Природа огневухи была проста и бесхитростна, как ревущий океан или снежная лавина. Только великий маг мог обуздать ее, расчленить и собрать заново, превратив в безотказное оружие; каждая огненная тварь содержала полтора десятка огневух. Она не боялась воды, была неуязвима и была мертва – у нее не было воли, кроме Яскиной. Женщина стояла на носу «Крыламы», и по ее воле клубы огня обретали форму и убивали флот Золотых корабль за кораблем.
