– Замай.
– Спасибо, Замай. Где ваш птичник?
– Белая Гора, полдня лета строго на юг.
– Там есть башня?
– Нет. Там квартиры нашего звена. Наш командир разочаровался в магах после того, как этот… один из них так опозорился.
– Ваш командир?
– Корунх, – Замай сглотнул и неизвестно зачем добавил: – Он близкий друг Крохи. Пожалуйста…
– Да-да, – гекса рассеянно кивнул. – Он примет решение отправляться на поиски?
– Да. Ему дана власть решать… от Императора.
– Что с поселком на Каменной Стрелке? – вдруг спросила волшебница, и ее голос очистился, сделавшись звонким. – Там не построили башню?
– Какой… поселок? – переспросил Замай, сразу же догадавшись, о чем она спрашивает. И она почуяла неискренность; ее темные глаза сделались черными:
– Не ври. Мне.
– Яска, – тихо сказал гекса.
Замай сглотнул. Поселок, откуда родом была беглая девушка-маг, снесли с лица земли много месяцев назад. Император счел опасным оставлять в живых несколько сот людей, ставших свидетелями безнаказанного мятежа. Замай с мольбой посмотрел в глаза гекса.
– Говори, – тихо велел тот.
Замай снова сглотнул. Он не участвовал в той карательной экспедиции.
– Меня там не было, – сказал он шепотом. – Я… не вру. Меня там не было. Я их не… Я не виноват.
Девушка вскинула руку. Замай закричал; ему показалось, что его голову сунули в пылающую печь.
– Что?! Что с ними сде…
В этот момент Замай умер, легко и даже приятно, поскольку смерть была избавлением от мучений. Гекса опустил арбалет; тело стражника опрокинулось на спину. В переносице торчала стрела.
* * *
Предводителю Крохе повезло меньше. Он участвовал в карательной экспедиции на Каменную Стрелку. Его подробно допросили, и он, захлебываясь кровью, рассказал, как звено снизилось. Люди стояли тесной толпой, и один поднимал над головой радужную бумагу со словами Императора, который скорбит о каждом своем подданном. Стражники не стали стрелять в императорскую грамоту – жители поселка были гражданами, хоть и мятежными. Им зачитали приговор и только потом убили – всех, кто был выше стремена крыламы. Детей и подростков погрузили на галеру за каменной косой и вывезли в рабство. О мальчишке-маге Кроха не знал ничего: вероятно, за ним прилетали накануне из самой Столицы. Стражникам сообщили, что поселок повинен в мятеже. Предводитель исполняет приказы, он на службе, он всего лишь исполняет приказы, он делает, что велят…
Мясная каша, которой собирались пообедать патрульные, выкипела и пролилась в костер. Запахло горелым.
Наконец Кроха умер. Яска смотрела на него, пока не затихла последняя судорога, пока тело не вытянулось на размочаленной в кашу траве – во время допроса руки стражника рвали ее с корнями. Когда он затих, Яска поднялась и, пошатываясь, пошла к берегу.
Лукс догнал ее, обнял, что-то зашептал в ухо. Она сперва пыталась вырваться, резко, даже грубо, а потом припала к нему и разрыдалась. Лукс трясущейся рукой гладил ее по голове; Развияр был ему очень благодарен. Зверуин делал, что должно, и тем оставлял всаднику время для размышлений.
Он поднял голову. Облака растянулись по небу, поджарые, напряженно-изогнутые, будто паруса. Там, в вышине, их гнал сильный ветер. Солнце прорывалось и гасло. Поверхность воды в сотне шагов от кострища поблескивала острыми искрами.
Не верилось, что гекса так близко. Его племя; убийцы его семьи. Людоеды с бледными вытянутыми лицами, с высокими скулами, с выдающимися надбровными дугами. Одни против целого мира; их убивали все, кто был для этого достаточно силен. Золотые разгромили их флот на подступах к Мирте, и гнали по морю, и добили на берегу. Имперские войска методично истребляли их всюду на своей территории. Гекса огрызались, опустошали села и города, порой выигрывали сражения, но никогда – войны.
Они не были тупоголовыми дикарями. Даже в Империи знали, что гекса искусные ремесленники: в работе с кожей и металлом им нет равных. Они никогда не признавали над собой ничьей власти; побежденные и лишенные земель, загнанные на болота, они жрали змей и друг друга, а потом ворвались в Черную Бучу… Пятнадцать лет назад.
Развияр потер лицо. Огляделся. Тела в серебристо-черной броне валялись у догоревшего костра. Поодаль, рядом с раскрытыми седельными сумками, лежали шлемы с тонкими кольчужными сетками – прикрывать лицо. Крылама все еще топталась на противоположном берегу речушки. Рядом в илистый берег была воткнута палка с набалдашником.
Яска затихла. Лукс покачивал ее, как ребенка, и поверх ее черных спутанных волос отчаянно смотрел на Развияра.
Он подошел. Положил одну ладонь на макушку девушке, другую – на плечо зверуина:
– Мы отомстим.
– Она никогда никого не пытала, – будто извиняясь, сказал Лукс. – Она…
Развияр кивнул:
– Мы отомстим и за это тоже. Но больше плакать нельзя. Прятаться – нельзя. Мы начали войну. Яска… посмотри на эти облака.
Она послушно подняла к небу воспаленные глаза в окружении слипшихся длинных ресниц.
– Ты помнишь, что я обещал с тобой сделать, если ты еще раз мне скажешь «не могу»?
Она испуганно вгляделась ему в лицо:
– Развияр… Пожалей меня.
– Нет.
Лукс нахмурился.
– Чего ты хочешь? – прерывающимся голосом спросила Яска.
– Я видел мага, который страшным ливнем почти смыл со скалы огромный замок… Лукс тоже его видел.
Яска молчала.
– Маги умеют повелевать тучами. Я хочу, чтобы ты устроила грозу.
– Я не…
Она закусила губу.
– Подумай об этом, – мягко сказал Развияр.
* * *
Девчонка в одной короткой рубашке выбежала из дома по своим делам; охнула, отшатнулась, прижалась в земляной стенке. Хутор прятался от человеческих глаз, крыши стелились почти вровень с землей и были укрыты дерном. Хутор пережил много бед, но, видимо, еще не все на своем веку. Не все.
Развияр прошел мимо вжавшейся в стену девчонки вниз, в землянку. Без стука распахнул дверь. Женщина, склонившаяся над рукодельем, испуганно подняла голову. Вскочила:
– Господа… Мы ждали… Отец! Стража…
Развияр откинул металлическую сетку, прикрывающую лицо. Вошла Яска со шлемом под мышкой и Лукс в серебристо-черной кольчуге, по цвету очень подходящей к полосатой шерсти зверуиньей спины. Женщина потеряла дар речи и опустилась на стул, будто у нее подкосились ноги.
Скрипнула плетеная дверь, ведущая в соседнюю комнату. Торопливо вошел мужчина, еще совсем не старый, но приземистый и сгорбленный, как человек, проведший всю жизнь под низким потолком. Увидев незваных гостей, обмер.
