— Рамон, — раздался голос Эмили, вырвавший его из приятных воспоминаний о вчерашней ночи.
Девушка нахмурилась, глядя ему через плечо.
— Там какой-то молодой человек смотрит на тебя.
Повернувшись, Рамон проследил за ее взглядом и ощутил, как желудок его сжался. Джордж. По спине пробежал холодок — нет, этого не может быть, Джордж погиб. Он сам видел это двенадцать лет назад. Юноша пошел к ним, и Рамон моментально понял, кто перед ним. Он медленно поднялся.
— Матео.
Матео Мендоса смотрел на него ненавидящим взглядом, и, когда он заговорил, из слов его сочился яд.
— Как ты осмелился показаться здесь, де ла Вега?
Стараясь сохранить спокойствие, Рамон попытался вспомнить, сколько лет было брату Джорджа, когда он в последний раз его видел, — двенадцать? Значит, сейчас ему двадцать четыре. Тут за спиной молодого человека возник другой юноша и, положив руку на плечо друга, что-то произнес. Матео стряхнул его руку. Рамон, посмотрев на Эмили, увидел тревогу на ее лице. О боже. Она не должна это видеть. Посмотрев на Матео, он прорычал:
— Знаю, что тебе не терпелось, Матео, но сейчас не время.
Юноша занес назад правую руку, и Рамон знал, что за этим последует. Он мог бы пригнуться или отразить удар — он, сильнее и больше, легко бы справился с мальчишкой. Однако вместо этого он позволил Матео ударить себя. Послышался треск, и Рамон ощутил себя так, точно в него выстрелили из пистолета.
Эмили вскочила.
— Рамон!
— Сядь, Эмили, — произнес он сквозь зубы.
— Нет! — прокричала она. — Что, черт возьми, происходит?
Матео перевел взгляд на нее, и усмешка заиграла у него на губах.
Рамон сжал руки в кулаки.
— Что, стало легче, Матео? — осведомился он. Матео указал на него пальцем.
— Этот человек — убийца, — произнес он по-английски.
Друг схватил его за руку и вывел из кафе, прежде чем к ним успел подбежать крепыш вышибала. Рамон извинился за случившееся, заплатил по счету и, взяв Эмили под локоть, вывел ее на улицу.
Она тут же спросила:
— Что, черт возьми, это было?
Крепко держа ее под руку, он пошел к машине. — Просто иди, Эмили.
— Почему он тебя ударил?
— Потому что был зол и хотел выпустить пар.
— Ударив тебя?
— Я это заслужил.
— Что ты имеешь в виду?
Рамон слегка ослабил хватку.
— Я потом объясню.
— Он сказал, что ты убийца.
Стиснув зубы, Рамон поморщился от боли.
— Я слышал.
— И что он имел в виду?
— Позже объясню, — повторил он.
Эмили умолкла, но Рамон ощущал на себе ее недоуменный взгляд. В машине оба не проронили ни слова. Девушка застыла, точно изваяние, и было видно, что она кипит от негодования.
Рамон обругал себя: очевидно, что визит в Барселону все же был ошибкой. Приехав к дому родителей, он не стал глушить мотор.
— Иди в дом, Эмили, — приказал он, не сводя глаз с лобового стекла.
— Куда ты собрался?
Рамон и сам не знал, но сейчас ему необходимо было уединиться.
— Иди в дом, — хрипло произнес он. — Прошу тебя.
Выйдя из машины, Эмили хлопнула дверью, а он завел мотор и уехал прочь.
* * *
За ужином все присутствующие напряженно молчали, а пустой стул около Эмили притягивал взгляды. Девушка до сих пор понятия не имела, что произошло, но знала одно: отец ее ребенка убийца. Ах, если бы он приехал и поговорил с ней! Но Рамона не было. Снедаемая тревогой, Эмили даже не замечала вкуса того, что ест. Вопросы вихрем кружились у нее в голове. Где он? Все ли в порядке? Почему он не звонит? Не произошел ли несчастный случай? Почему он не вернулся к ужину? Неужели он ее бросил?
Елена, почувствовав настрой невестки, тихо произнесла:
— Он вернется.
Мужчина напротив презрительно ухмыльнулся:
— Это так похоже на него — сбегать.
Это был Ксавьер, и Эмили, услышав замечание, ощутила, как все в ней взбунтовалось против такой трактовки. Рамон не мог ее оставить — не здесь, не сейчас. Он мог бы уйти в любой момент за эти последние недели, начиная с того дня, как она объявила о своей беременности. Но этого не произошло.
— Мне жаль, что вам пришлось стать свидетелем этой сцены, — вновь заговорил Ксавьер. — Мой брат…
— Ксав, — прервал сына Витторио. — Эмили заслуживает объяснения, но его должен дать Рамон.
Лицо Ксавьера потемнело, и он пристально посмотрел на Эмили. Как и его младший брат, он был потрясающе красив, но было в его внешности что-то зловещее. У него были такие же широкие плечи и аристократические черты, но вот глаза — холодные и серые, они совсем не походили на теплые и выразительные глаза Рамона. Эмили вздрогнула. Стоило ли вообще сообщать о случившемся? Когда Рамон уехал, она, расстроенная и испуганная, вошла в дом. Ксавьер уже приехал, а Елена, увидев ее потрясенное лицо, тут же обняла и спросила, в чем дело. Прежде чем девушка успела подумать, она рассказала им обо всем, что произошло в кафе.
Эмили перебирала еду в тарелке, абсолютно не испытывая голода. Внезапно послышалось урчание мотора, сопровождаемое хрустом гравия, и все вскочили. Ксавьер, отбросив салфетку, выбежал из столовой, и на лице его была написана мрачная решимость. Витторио бросился за ним. Эмили готова была уже пойти следом, но Елена ее удержала.
— Дайте им пару минут, мои мальчики обладают буйным нравом, и может разразиться гроза. — С этими словами она взяла невестку под руку. — Пойдемте со мной на террасу.
Эмили не хотелось на террасу — ей хотелось к Рамону, собственными глазами убедиться, что с ним все в порядке, и услышать то самое загадочное объяснение, которое, как все полагали, он должен дать.
Не успели они выйти, как перед домом послышался спор. В тихом вечернем воздухе четко разносились голоса, и Эмили услышала Ксавьера, потом Рамона — его звучный баритон заставил сердце ее сжаться. Витторио говорил негромко — по-видимому, успокаивал обоих сыновей. Все трое беседовали на испанском, и Эмили, конечно, не поняла ни слова. Потом голоса стали глуше: по-видимому, мужчины уединились в доме.
Эмили отчаянно выдохнула:
— Я ничего не понимаю.
Елена обняла ее за плечи.
— Боюсь, в нашей семье уже давно не все благополучно. Рамон пытается забыть прошлое и жить дальше — забыть те ошибки, что он совершил в детстве, — и полагает, что раз ему это не удается, то и нам тяжело.
Эмили подняла глаза:
— Но вам удалось?
