Поднявшись, он взял ее маленькую ладонь в свою и удивился, ощутив тепло. Он отчего-то полагал, что руки Эмили будут холодными. Но от нее почти исходил жар, горячая волна. Зрачки девушки расширились, точно она тоже чему-то удивилась, и внезапно она выдернула свою руку.
— Прошу прощения, я поговорю с бухгалтером и попрошу его представить вам наши счета.
— Спасибо.
— Эмили, — произнес он, когда девушка уже повернулась, собравшись уходить.
— Да?
Он ослепительно улыбнулся:
— Можете называть меня Рамон.
Эмили заперла дверь ванной, включила холодный кран и сунула запястья под воду. Ей было невыносимо жарко, и виной тому был Рамон, хотя и непонятно, почему он производил такой эффект на нее. Казалось, одно его присутствие согревало. А когда она пожала его руку, словно ток пробежал по телу.
Эмили обессиленно опустилась на стул, закрыла глаза и потерла лоб. Правильно ли она поступила? А что, у нее был выбор? Рамон де ла Вега или Карл Скиннер — вот и все. Ее просто вынудили — сначала отец своими безответственными действиями, а потом Рамон — безжалостно и эгоистично преследуя собственные интересы. Меньше чем через два дня его корпорация завладеет пятьюдесятью одним процентом акций клуба «Ройс». «Прости, дедушка», — произнесла про себя Эмили, прерывисто вздохнув. Хорошо хоть, отец пришел на встречу. Не ясно, замучила ли его совесть, или возымели эффект четыре сообщения, оставленные на автоответчике, — их тон варьировался от умоляющего до яростного. Он ужасно выглядел, точно не спал несколько дней, — вполне возможно, злорадно подумала Эмили, так и есть. Что ж — не одной ей проводить бессонные ночи. Когда же Максвелл согласился продать свои акции, Эмили ощутила тяжесть в груди, ведь «Ройс» был единственной ниточкой, связывающей ее с отцом, а теперь она будет безвозвратно обрезана.
Встав, Эмили провела руками по бокам, поправляя брюки. Она не станет сейчас переживать, иначе все только испортит. Сделав глубокий вдох, девушка вышла в коридор и направилась в кабинет бухгалтера. Однако там никого не оказалось. Пройдя к себе, Эмили спросила Маршу:
— Ты не знаешь, где Джереми?
— Он звонил утром и сказал, что заболел.
Эмили вздохнула. Новость была некстати — и не только оттого, что Джереми должен был представить отчет о финансах компании. Ему, одному из немногих в клубе, можно было довериться, и только он, за исключением Рэя Картера, знал о пагубной страсти отца к азартным играм. Неплохо было бы с ним побеседовать.
Марша посмотрела на начальницу:
— Могу ли я вам помочь?
— У тебя есть доступ к финансовой информации?
Марша кивнула, и Эмили, схватив ручку и листок, написала список необходимых документов.
— Скачай их на флешку и отнеси гостям в кабинет.
— Мистеру де ла Вега? — уточнила Марша с блеском в глазах.
— Да. А еще позаботься о напитках и обеде для гостей. Спасибо, Марша. Я на некоторое время уединюсь. Если мистер де ла Вега или его адвокат будут в чем-то нуждаться, дай знать.
«И я их пошлю куда подальше», — закончила она про себя. Конечно, ничего подобного она не осмелится сделать, но как же приятно об этом думать.
Час спустя Эмили встала из-за стола, чувствуя, что не в силах работать, и подошла к окну. Обхватив себя руками, она невидящими глазами смотрела на город и пыталась ухватить хотя бы одну мысль из бешено вьющегося их вихря. Тут раздался стук в дверь, и Эмили, решив, что это Марша, произнесла:
— Войдите.
Однако это был Максвелл. Закрыв дверь, он сунул руки в карманы, но не смог сказать и слова. Пауза затянулась. Наконец он вымолвил:
— Адвокаты обговаривают детали. Рэй принесет черновик, как только он будет готов.
— Отлично, — безжизненным голосом отозвалась Эмили.
Максвелл по привычке отвел глаза и сказал:
— Если я тебе больше не нужен, то пойду и вернусь, когда нужно будет подписать соглашение.
Эмили так и подмывало рассмеяться над его словами: «Если я тебе больше не нужен». Сейчас он ей, конечно, уже не нужен, но был нужен раньше, вот только пришлось научиться справляться самостоятельно.
— Чем будешь заниматься? — спросила она через силу.
Отец пожал плечами.
— Не знаю, — признался он, и на лице его читалась растерянность — никогда еще он не выглядел таким подавленным.
— У тебя сохранилась квартира на Найтсбридж? Неужели он и ее проиграл, как проиграл величественный особняк деда, где Эмили жила по выходным и на каникулах, когда приезжала из интерната? Однако Максвелл кивнул, и Эмили вздохнула с облегчением: он хотя бы не будет жить на улице.
Когда отец повернулся к двери, девушка вдруг почувствовала себя снова шестилетней девчонкой — тогда Максвелл точно так же ушел, оставив ее одну в большом и тихом доме, где жили лишь дед и его суровая экономка. Порой казалось, что в этих стенах бродит привидение матери.
— Неужели так трудно было полюбить меня? — вырвалось у Эмили прежде, чем она осознала, что говорит.
Максвелл остановился в дверях.
— Что, прости?
— Ты любил ее?
Схватившись за жемчужинку на цепочке, Эмили не сводила глаз с лица отца. Внезапно он напрягся. Никогда прежде они не говорили о матери.
— Твоя мама… — начал он, и Эмили затаила дыхание, чувствуя, как в груди неистово колотится сердце.
Однако Максвелл лишь покачал головой и пробормотал:
— Мне жаль.
С этими словами он вышел, закрыв за собой дверь.
Чувствуя, как горло судорожно сжалось, Эмили заморгала. «Не смей реветь», — приказала она себе яростно. Вернувшись к столу, она вывела на экран электронную таблицу и сконцентрировалась на ней. Очень давно она не позволяла себе такой роскоши, как слезы, и сейчас ничего не изменится.
* * *
Рамон набросил пиджак на спинку дивана в кабинете Максвелла — почти что в бывшем его кабинете — и сел. На журнальном столике из темного дерева перед ним стоял его раскрытый ноутбук, лежали документы и кейс. Можно, конечно, было бы устроиться за огромный резной стол на другом конце необъятного офиса, но это было бы неправильно: ведь сделка формально еще не завершена. Такой жест свидетельствовал бы о наглости, а этого Рамон себе не позволял. Он бросил взгляд на платиновые часы. Юристы обговаривают условия сделки в зале для совещаний уже почти два часа. Выйдя оттуда, Рамон уже не раз подумал о том, чтобы найти Эмили, но всякий раз останавливал себя. На утреннем совещании атмосфера была несколько напряженной, хотя внешне все выглядело прекрасно. Нужно дать ей время остыть.
В кармане завибрировал телефон. Ксавьер прислал сообщение: «Отличная работа. Поговорим позже». Чувствуя, как в нем закипает раздражение, Рамон бросил телефон на стол. Он ожидал от брата более теплого отзыва — и мог бы пораньше ответить, ведь сообщение ему было отправлено полтора часа назад. Хотя нечего удивляться, Ксав не из тех, кто любит проявлять эмоции.
