— Да, стащил у моего слуги и намазал грудь. Он трясся, когда добрался до нас, дрожал, что-то бормотал, И свалился за нашими спинами. — Я улыбнулся, вспомнив, как собачонка лизала бледное лицо безумного епископа. — Я не уверен даже, что бедняга сам понимал, что только что совершил.
— Он спровоцировал нападение ульфхеднаров. — неодобрительно хмурясь, сказал священник.
— Точно.
— А Скёлль пошел вместе с ульфхеднарами?
— Нет, он стоял на стене и наблюдал.
— А сколько воинов-волков участвовало в битве, господин?
— Не так много, всего шестьдесят или семьдесят. Некогда было считать, нужно было сражаться.
Лишь позже, гораздо позже, я узнал, что Скёлль придерживал ульфхеднаров до конца битвы, приберег их ярость для кровавой гонки, на случай нашего отступления. Но поражение Снорри привело воинов-волков в ярость, а люди под влиянием колдовского зелья приказам не подчиняются. Они, как псы, почуяли кровь и жаждали драки. Когда ульфхеднары выбежали, распахнув ворота, никто не отдавал им такого приказа. Возможно, Скёлль этого и не хотел, но позволил своим диким воинам нанести стремительный удар, зная, что даже если ульфхеднары потерпят жестокое поражение, исхода битвы этим не изменить.
— Но он наверняка не хотел их терять? — в недоумении спросил отец Сельвин.
— Невозможно контролировать ульфхеднаров. — попробовал объяснить я. — Они будто пьяные. Им кажется, что они способны летать. Чувствуют себя неуязвимыми, и поверь мне, способны убить много людей, прежде чем их остановят. Обычно это самые юные, горячие головы, они жаждут славы, хотят хвастаться подвигами на пирах. Возможно, Скёлль не желал их терять, но, если бы они заставили нас запаниковать, его слава лишь возросла бы, Я помню, как смотрел на него, когда ульфхеднары атаковали, и он смеялся.
Скёлль хохотал, веселились его люди на стенах. Это была его задумка: бешеная атака одурманенных воинов, месть за поражение Снорри, Не все, кто несся на нас, были ульфхеднарами, к безумию присоединились и юные воины. Всего их набралось около сотни, большинство в серых плащах, некоторые с голым торсом, многие без щитов и шлемов. Они верили, что неуязвимы, белена придавала им смелость безумия.
И мы построились в стену щитов. Дисциплина против хаоса.
Рорик принес мне щит убитого воина, и я попытался встать в первый ряд, но Финан бесцеремонно оттолкнул меня в третий.
— Ты еще не пришел в себя, господин.
То же самое он проделал с Сигтрюгром, который даже не мог держать щит, а потом повернулся к приближающемуся врагу.
— Поднять щиты! — скомандовал он. — Бейтесь копьями!
Атакующие вопили. Дикие лица, всклокоченные волосы, раззявленные рты, злобные глаза, длинные мечи, А потом бегущие впереди прыгнули на нас. Верили ли они, что могут летать? Они прыгнули так, словно хотели перескочить через первый ряд воинов, и мы встретили их копьями. Один со свирепой рожей что-то нам кричал, прыгая на воинов передо мной, а Беорнот просто поднял копье и насадил врага на него. Безумец еще что-то вопил, кровь хлынула у него изо рта, он проскользил по копью вниз, и удар мечом оборвал его крик. Еще один ульфхеднар взмахнул топором и уложил двоих из первого ряда, победно завопил и вломился во второй ряд, где сразу трое изрубили его мечами и топорами. Он не единственный прорвал стену, но тех безумцев, что бросались на наши щиты, никто не поддержал. Чистая ярость местами прорвала нашу стену, но бреши неуклонно закрывались, А потом стена шагнула вперед, Финан проорал: «Вперед! Вперед!», Ульфхеднары продолжали наскакивать на стену, хрипло крича и молотя по щитам, а мы продолжали идти вперед. Шаг за шагом скользя по утоптанной и залитой кровью траве.
Воин с обнаженной грудью метнул в нашу стену секиру, и огромный клинок расколол щит надвое, а ульфхеднар с голыми руками метнулся следом и вцепился в Беорнота (это его щит раскололся), но тут мой сын убил недоумка, свирепо насадив его на сакс.
— Сомкнуться! — крикнул Финан. — Сомкнуться! Вперед!
Воины перешагивали через окровавленные трупы, но воины-волки продолжали сражаться. Чтобы справиться с таким воином обычно требовались двое: один принимает удар секиры, меча или копья на щит, а второй убивает. Похоже, кое-кто из наших заразился безумием ульфхеднаров, Редбад выскочил из первого ряда и обрушил топор на атакующего, раскроив ему череп. Брызнули кровь и мозги.
Мой сын окликнул Редбада, чтобы тот вернулся, щиты сомкнулись, и стена снова двинулась вперед, Иммар Хергильдсон, которого я специально оставил в последнем ряду, поскольку по уровню подготовки он не дотягивал до остальных, как-то ухитрился протиснуться в первый ряд и выкрикивал проклятья. Он рубанул мечом и убил еще одного, и я заметил на юном лице опьянение битвой. Воины Сигтрюгра, стоявшие перед стеной, где погиб Сварт, бежали, чтобы присоединиться к нам. Мы двигались вдоль длинной стены между западной и северной башнями, тесня выживших после безумной атаки норвежцев.
Но не все враги обезумели, некоторые, напротив, и вовсе растеряли геройство. Они видели смерть товарищей, почуяли запах крови и дерьма умирающих, они видели приближение грозной стены щитов, ощетинившейся сверкающими копьями и мечами. Правый фланг нашей стены забрасывали копьями с бастионов, и я подозвал Катвульфа.
— Стреляйте по ним! — крикнул я, указывая на воинов, швыряющих копья.
— Все стрелы, господин?
— Все, сколько сеть!
Я понимал, что стен форта нам не преодолеть, слишком много на них защитников. Даже если подобраться к более доступному северному углу, перед нами усеянная воинами стена. Нам бы следовало удовольствоваться небольшой победой над хвалеными ульфхеднарами Скёлля, но как только мы их уничтожим, настанет наш черед встретиться с палачами.
Наша стена щитов непреклонно, шажок за шажком двигалась вперед, оттесняя воинов Скёлля, который, должно быть, решил, что на сегодня хватит — с бастионов настойчиво загудел рог, созывая обратно выживших ульфхеднаров. Большинство воинов-волков проигнорировали сигнал, они слишком обезумели, чтобы перестать драться, слишком обезумели, чтобы подчиниться приказу. Они по-прежнему пытались пробить нашу стену, продолжали сражаться и орать, и безумные крики переходили в вопли боли, когда мы убивали. Но некоторые развернулись и отступили, как и большая часть молодых воинов, присоединившихся к ульфхеднарам, тоже подчинилась призыву, Они побежали обратно к воротам.
А те оказались заперты.
Беглецы заколотили в ворота. Им не открывали. Почти половина тех, кто нас атаковал, теперь сбились в кучу у ворот и кричали, чтобы их впустили. Мой сын раньше всех увидел открывшуюся возможность. — Убейте их! Убейте!
Он выбежал из строя и рванул к воротам, а за ним и остальные.
Безумная храбрость ульфхеднаров в один миг обратилась в дикую панику. Воины, которые только что считали себя непобедимыми, превратились в хнычущих растерянных беглецов. Они колотили по воротам с воплями, чтобы им открыли, кричали даже громче, чем мои обезумевшие в схватке люди, устроившие резню на пересекавшей рвы насыпи, Я старался поспевать за ними, мы приближались к воротам, и, бросив взгляд на надвратную башню, я ожидал увидеть воинов Скёлля, бросающих копья в наши ряды, А вместо этого увидел орла, И дерущихся воинов.
