А может, они ругались сейчас? Ирка с Гошей ругались? Ирка плакала и упрекала мужа в бездушии, а он таким и был — бездушным. Он оборонялся, аргументируя свое бездушие, как всегда, логично. Может, ругались?
Так думать очень хотелось. И, усаживаясь в поезд, она все еще надеялась на телефонный звонок. Надеялась услышать заполошное Иркино:
— Мамочка, а ты где?
Дочь так и не позвонила. Она не обнаружила ее отсутствия. Они всем семейством сходили на обед, потом отдохнули, затем отправились на пляж. Они там жили по расписанию.
О ней никто не вспомнил. Даже Ната!
Звонок все же случился. Около восьми вечера.
— Мама, ты где? — Голос дочери был раздраженным.
— А что? — ответила она с вызовом.
Она все еще надеялась, что дочь решила навестить ее в отеле через дорогу. Обнаружила пропажу и дико перепугалась.
Она ошиблась.
— Мы уже собрались! — повысила голос Ирка.
— Вы? Куда собрались?
— О господи! Ну, нельзя же быть такой эгоисткой, мама! Мы собрались в театр. Все вместе. Ты не помнишь?
— Нет, не помню.
Ах да, театр. Она чуть не хихикнула. Ирка в качестве отступного решила сводить их всех в театр. Культурное мероприятие, призванное примирить несогласных.
— Мама, мы уже все собрались. Ждем тебя возле входа.
— Входа куда? В театр?
— Ну нет, конечно, — проворчала дочь. — Входа в твой отель.
— Ах, в отель. Ну, дорогая, для того, чтобы ждать меня возле входа в отель… Мой отель! — подчеркнула она неприятным голосом. — Надо бы для начала поинтересоваться, а живу ли я там.
— А ты?
— А я там не живу.
— А где ты живешь?
— В настоящий момент я живу в купе, на нижней полке.
— Что?! Ты… Ты уехала?! — И Ирка громко застонала.
— Да, дорогая, я уехала. Чтобы не создавать никому неудобств.
— Но мы…
— Себе в том числе, дорогая, — перебила ее она. — Я устала от отдыха, от жары. И мучилась там только ради вас. Но коли в моем присутствии никто более не нуждается, я решила уехать.
— Какая же ты… Какая же ты бессовестная! — выпалила дочь и отключилась.
Но она все равно ей позвонит. Вот сейчас, уже минут через семь-десять, доедет до дома. Войдет в квартиру. Снимет с себя дорожные одежды. Примет ванну. Переоденется в любимые домашние лохмотья. Так она называла трикотажные разноцветные балахоны, в которые рядилась дома. Сядет с чашкой горячего чая на лоджии. Вытянет уставшие ноги. И только тогда позвонит своей дочери. Только тогда. Ни минутой раньше.
Ирка прекрасно знала, во сколько приходит именно этот поезд в их город. Они в Иркином детстве частенько им добирались с отдыха. Знала и ни разу не позвонила. Не спросила:
— Мама, как ты добралась?
Не позвонила. Не спросила.
Что это? Равнодушие? Бездушие? Гошкина муштра? Почему ее дочь так изменилась? Почему совершенно не интересуется матерью?
Такси остановилось возле ее подъезда. Она расплатилась. Выбралась на улицу. Поблагодарила таксиста, вручившего ей чемодан. Зашагала к железной двери с кодовым замком. На скамейке у подъезда никого. Слава богу! Не будет лишних вопросов, любопытных взглядов, удивленного шепота. Она же предупредила пожилых сестер Котовых, стерегущих территорию, что будет отсутствовать до конца месяца. А тут неделя только прошла, и вот она — здрасте, уже вернулась. С чего бы это?
Наталья представила подозрительные взгляды сестер Котовых, их скорбно поджатые бескровные губы, догадливые кивки. И передернулась. Как же хорошо, что двор пуст!
У лифта тоже никто не встретился. Красота какая! В полном одиночестве она доехала до своего одиннадцатого этажа. Еле дождалась, когда тяжелая блестящая дверь отъедет в сторону. Шагнула из лифта и покатила чемодан по коридору к своей квартире.
У двери она чуть замешкалась. Ключи от квартиры куда-то запропастились. Гремели где-то на дне сумочки, а в руки не попадались. О, наконец-то! Ухватилась за брелок в виде красной дамской туфельки. Вытащила ключи, вставила один в нижнюю замочную скважину. Повернула и… вздрогнула. От щелкающего звука за спиной, от резкого дуновения холодного воздуха у нее затылок мурашками покрылся.
Она обернулась. Дверь соседней квартиры, выставленной на продажу пару месяцев назад, была открыта. Из прихожей торчали углы коробок. Значит, кто-то успел вселиться, пока она каталась на моря. Работал кондиционер. Видимо, на полную мощность, из квартиры несло холодом.
— Здрасте, — улыбнулся ей новый жилец, высунувшись из двери, пнул коробку, подвернувшуюся под ноги. — Вернулись?
— Здравствуйте. Вернулась. — Она слабо улыбнулась в ответ. — Вы все же купили эту квартиру?
— Купил. — Он продолжал улыбаться. — Загорели.
— Ну да, есть немного.
Она вдруг смутилась неожиданному мужскому вниманию. В голову полезли какие-то лишние, неуместные мысли, что совсем неплохо иметь в соседях симпатичного холостяка средних лет. А он, кажется, холост.
— Красиво, — мечтательно закатил глаза новый сосед.
— Спасибо, — не отводя от него взгляда, она повернула еще пару раз ключ в замке. — Ну, вы обживайтесь. И заходите вечером на чай.
— С малиновым вареньем?
— Почему с вареньем? Я могу и пирог испечь.
Она могла. У нее получались замечательные пироги. Особенно лимонный, с нежной кисло-сладкой начинкой.
— Я его люблю. Малиновое варенье, — пояснил он, смущаясь.
— Ну хорошо. Будет вам варенье.
Она едва слышно рассмеялась. Вставила второй ключ в верхний замок. Открыла. Распахнула дверь, вкатила внутрь чемодан.
— До вечера?
Она оглядела с головы до ног нового соседа. А ведь он хорош! Странно, что она не смогла рассмотреть этого с первой минуты. Вроде и не молод, но подтянут, мускулист. Лицо обычное, славянского типа, как охарактеризовал бы педант Гоша. Но приятное. Взгляд открытый. Улыбка милая.
— До вечера, — кивнул он.
И вдруг, когда она уже вошла в свою квартиру, когда уже почти закрыла за собой дверь, он окликнул:
— Простите меня!
— Что? — она выглянула из-за двери.
— Простите меня, бога ради. Я не могу попросить вас о помощи?
— Какого рода помощь?
Она толкнула ногой подкатившийся чемодан, быстро глянула на себя в зеркало. Да она прекрасно выглядит! Сутки в дороге, а цвет лица изумительный. Пряди, вырвавшиеся на волю из-под кепки, придавали ей шарма. Одежда свежая, не измятая. Белье она утром в вагонном туалете поменяла.
